Он уходил к одному дому. Сыщик медленно зашёл внутрь и увидел квадратное небольшое грязное помещение. В углу стоял низенький столик. Гиена принялась тщательного его обнюхивать. Следы обрывались у столика. «Они явно женские. Уже немного подстёршиеся. По ним ходили другие люди», — подумал сыщик. Освещая себе факелом, он начал шарить рукой по влажным камням, на которых лежала густая темнота. Ничего. Никаких рычагов, крючков, потайных камней.
«Сквозь стену он точно не прошёл. Значит, надо поискать обход». Сыщик вышел из дома и стал осматривать все ближайшие улицы. Одна, вторая, третья… Зверь, приподняв заднюю лапу, обмочил угол одного дома и куда-то убежал. Неподалёку послышались голоса. Лит увидел отблески факела. Перейдя на другую улицу, сыщик увидел людей, которую вела женщина в чёрных одеждах. Она выглядела такой важной, старясь не махать руками от избытка эмоций, что Лит невольно улыбнулся, подумав: «А вот и моя налогоплательщица!».
Люди удалялись. Глава продолжил своё пока ещё бессмысленное блуждание по улицам. Наконец, он увидел гиену: она шла по улице, принюхиваясь. Глава подошёл ближе и заметил пыльные следы. Их было немного: та любопытная толпа здесь ещё не проходила. Сыщик пошёл по следам зверя. Они вывели его к дому, в окне которого горела свеча. Глава расплылся в довольной улыбке. Он оценил расстояние от окна до ступеней, спрятал факел за углом каменного дома и, выставив руки перед собой, тихо, как кот, подкрался к окну: тусклое пламя свечи было ориентиром в этой вязкой как мёд темноте. Присев, глава принюхался: его чуткий нюх уловил сладковатый трупный запах. Его ни с чем нельзя было спутать.
— Слышал? — спросил кто-то грубоватым голосом.
Человек, говоривший это, находился левее, судя по звукам. Зверь, стоящий впереди главы, прислушался.
— Нет, — ответил второй.
Голос принадлежал человеку, который находился чуть правее. Судя по звукам, он ещё и сидел.
— Как будто я слышал скрежет собачьих когтей о камни…
— Да это те зеваки. Может, и собака с ними есть… Просто звук хорошо разносится по этим подземельям.
— Глава тебя видел?
— Уверен, что нет.
Где-то приглушённо захрипели и зачавкали. Глава вытащил из ножен маленький нож, развернулся, нащупал в темноте ступени и поднялся по ним, ни разу не споткнувшись. Отдав себя в цепкие руки удачи, Лит потянул деревянную дверь на себя. Скрипнув, она открылась. Голоса смолкли. Глава метнулся внутрь, завернул направо, на отблеск свечи, и увидел двоих баша: один стоял, другой сидел. Один удар ребром ладони по шее, и Дин Дану — тот, который стоял — завалился назад, прислонился к стене спиной и медленно сполз. Второй баша, Мэт Тиом, сидевший за столом, быстро вскочил на ноги. Пламя двух свечей затрепыхалось. Глава метнул маленький нож. Он разрезал застёжку на груди баша. Плащ, шурша, упал на пыльный каменный пол. Позади зарычала гиена, метнувшаяся вслед за хозяином.
«Какой бросок!» — сказала тогда мать, когда юноша с расстояния двадцати шагов попал ножом в утку, плавающую на берегу…
Это воспоминание было таким мимолётным, что Лит даже не успел до конца осознать его. Но отчего-то в груди потеплело. Мэт Тиом положил руки на рукоять тесака. Гиена зарычала громче. Пригнувшись, она обошла главу и встала впереди него, готовая броситься на врага в любое мгновение. Глава успел посчитать пальцы Тиома: на правой руке не хватало мизинца. Лит не стал церемониться: он наклонился и вытащил тесак из ножен потерявшего сознание Дану и точно так же обхватил рукоятку, как и его противник: глава убрал мизинец за рукоять.
— Этот плащ был бы шестым «потерянным»? — спросил глава.
Зрачки баша расширились. «Не на мои слова. На свои собственные мысли» — довольно подумал Лит, заметив это. Баша зажал в кулаке большой палец правой руки и заглянул главе прямо в глаза. «Да… Да! Я для тебя сейчас угроза», — подумал Лит, повторил его движения и сказал:
— Пять тел. Пять плащей. Каждого ты тащил на нём. Зачем?
— Тебе бы романы писать, глава! — баша шагнул назад.
«Скотина! Пойман почти на месте преступления, а ещё смеет отмалчиваться», — нахмурился сыщик, тоже чуточку отойдя назад. Но, чтобы скрыть свои действия, глава тут же толкнул дверь в комнату, из которой слышалось хрипение: оттуда вышел, волоча ногу, болтун… Пока баша думал, что вообще сказать, Лит внимательно изучал его лицо: «Глубоко посаженные глаза… Он стремится защититься от света, защитить свой внутренний мир. Прямой лоб. Он думает медленно, но наблюдателен. Есть углубления в уголках рта… Складки тайны. Что же тебя так ранило? Что ты так хочешь забыть?».
Болтун упал под ноги Литу. Баша выронил тесак и подбежал к женщине, крича:
— Мама! Встань с колен!
«Мама⁈» — опешил Лит, опуская руку с тесаком. Баша подхватил женщину. Лит нахмурился. Действовать надо было быстро.
— Пять обезглавленных тел… — сказал сыщик.
— Да! — крикнул Мэт, помогая женщине встать. — Да! Это я! Хочешь знать, почему? Турс и его дружки залезли грабить дом моей матери, когда я был на службе! Это случилось два месяца назад… Вынесли всё ценное. Ну и срать на все эти ковры, тарелки и браслеты! Но они пустили по кругу мою мать… Как будто бы она была куклой, а не человеком! Когда я вернулся со службы несколько дней назад, то меня дома встретила уже не мама, а болтун! Она успела мне рассказать, что случилось! Ты никогда не узнаешь, что я тогда чувствовал… Эти твари убили в ней женщину! Чтобы ты сделал на моём месте⁈ Пошёл бы жаловаться или порвал бы их на кусочки⁈
Лит молча засунул тесак обратно в ножны Дану.
— Я выбрал второе, — добавил Тиом. — Оставил головы, чтобы чаганцы знали в лицо этих уродов.
— А тела?
— Тела скормил матери.
Лита передёрнуло от отвращения.
«Я бы тоже их убил, будь я на месте этого баша. Я не могу испытывать сострадание к тем, кто его не заслуживает. Я не могу тратить налоги чаганцев на еду и содержание злоумышленников. Эти отбросы должны сдыхать в мучениях! Зло должно возвращаться злом! Но я бы не посмел скормить тела моей матери. Никогда! Даже если бы она была болтуном! Это уже слишком … Это неприемлемо!» — сказал Лит сам себе, а вслух произнёс другое:
— Я как раз сегодня перечитал дела всех твоих пяти жертв. За каждым из них числится то разбой, то изнасилование.
Мэт Тиом нахмурился.
— Ты действовал один? — спросил глава.
Мэт Тиом закивал так старательно, словно от этого зависела не только его жизнь, но и жизнь его помощника, Дану. «Врёт, сволочень, и не краснеет! Ну да ладно. Я поступаю глупо. Но сейчас я хочу действовать не как сыщик и не как глава. Я хочу быть просто человеком. Ради Сэнды я бы тоже солгал», — подумал глава.
— Что ты намерен делать? — спросил Мэт Лита, и добавил, словно уточнив: — Мне больше некому мстить.
— Ничего. Пока.
— Не понял?
— О Турсе знали все. А одноногого Тан Во ещё мой отец садил. За разбой. Но он сбежал, подкупив баша. Так что ты был моим правосудием.
— И ты ничего со мной не сделаешь? — Мэт не мог поверить тому, что только что услышал от главы, который был человеком совести и чести, который был сыщиком и наказывал злоумышленников, подавая людям пример.
Но этот же человек только лишь повторил свои же слова:
— Ничего. Пока.
— Ты либо дурак, либо хитришь, — произнёс Мэт.
— Я всего лишь верю тебе и служу закону. Сейчас же есть дела поважнее тебя. Но не думай, что ты останешься безнаказанным. За убийство этих пятерых тебе ничего не будет. К тому же, ты пока нужен городу. Твои сослуживцы хорошо о тебе отзывались. Но я посажу тебя за то, что скормил их тела своей матери! Это неприемлемо. Даже если она болтун. Ты слишком низко пал! Ты осознаёшь, где ты должен был остановиться?
Мэт не нашёл что ответить. Он понимал, что месть зашла слишком далеко, поэтому только лишь коротко кивнул.
— Задам один вопрос: как заболела твоя мать? — спросил глава.
— Я не знаю. Но знаю лишь то, что её абсолютно точно не кусали. Она мне сама сказала, когда ненадолго пришла в себя.