— Отец, не надо! — крикнул мальчонка.
Подпрыгнув, он попытался выхватить её, но его отец только лишь поднял руку повыше. По рукаву его рубахи пробежал маленький муравей. Прочитав написанное, мужчина разорвал листок на мелкие кусочки и швырнул их сыну в лицо.
— Отец… — прошептал мальчик.
— Опять ты тратишь время на пустую писанину… — тихо произнёс мужчина. — Опять ты сказки пишешь? Да кто будет их читать! Сын мой, ты должен писать интересные истории, в основе которых лежат настоящие события. Ты должен продолжить моё дело!
— Почему я должен⁈ — закричал мальчик.
— Разве страдания и боль других не доставляют тебе истинное удовольствие? — приподняв изломанную бровь, спросил отец сына. — А как же череп на память?
Но мальчик, покраснев от злости, выскочил во двор прямо через окно. Мокрая трава ласково коснулась его босых ног. Рядом закудахтала курица.
— Я просто хочу быть писателем… Я просто хочу быть писателем… — бормотал мальчик, смотря на голубое небо, которое казалось таким холодным и таким отстранённым…
Курица кудахтала всё громче и громче. Она раздражала. Она мешала. Она сбивала с мысли. Мальчик осёкся на полуслове. Мгновение… Он наклонился и поймал птицу. Ещё мгновение… Раздался хруст. Голова курицы свесилась набок. Оглянувшись, сын увидел отца. Он стоял возле окна и улыбался. Мальчик проглотил солёную слезу. Внутри него клокотала ярость, кипела боль. Но ребёнок улыбнулся.
На мокрую траву скользнула длинная тень.
Основное действие, день тринадцатый.
Ранее утро.
Улица Мокрых Лепестков.
Дом Лилий.
Солнце робко заглядывало в окна, в одно за другим. Кукарекали петухи. Люди постепенно просыпались, осторожно открывали двери, выходили во дворы, ёжились от прохлады и с удовольствием потягивались: чаганцы пережили ещё одну ночь… Солнце скользило дальше, озаряя улицы Чагана.
Окно Дома Лилий* резко распахнулось, впустив в комнату свежий утренний воздух: он пах сыростью и немного — терпкими пурпурными крокусами. Эти цветы как раз начинали цвести в это время года, украшая подножия гор, разрывающих острыми пиками небеса вдоль Долины Лотосов.
Сэнда с наслаждением вдохнул, выдохнул и зажмурился. В дверь громко постучали, и звонкий девичий голос произнёс:
— Господин, у меня донесение!
— Солнце только взошло, а уже что-то случилось… — проворчал Сэнда.
Позади прошуршало шёлковое одеяло, и сонная девушка пробормотала:
— Милый, что случилось?
Вторая девушка громко зевнула.
— Сейчас узнаю, — ответил он, подходя к дверям.
Выслушав донесение, мужчина закрыл дверь и буркнул:
— Одевайтесь!
Девушки быстро вылезли из-под одеяла и подобрали с пола светлые одежды. Сэнда надел тёмные одежды, подпоясался, повесил на пояс крупные изогнутые ножны, перекинул через плечо сумку, выпроводил красавиц из комнаты и вышел сам.
«Ну никак Литу не выспаться, а! Чего всем этим говнюкам неймётся-то, а? Что за кровавое помешательство⁈ Мало нам проблем с болтунами!» — мысленно ворчал он, почти бегом спускаясь по лестнице.
— Сэнда, сынок! А завтрак?.. — крикнула ему вслед матушка, которая уже ходила по комнатам, собирая украшения, забытые девушками и рубашки, сброшенные мальчиками.
— Ма! Не сейчас! — отмахнулся Сэнда.
Выбежав из Дома Лилий, мужчина направился к Павильону Неприкаянных.
Путь его лежал через рынок — ранее шумное, а теперь тихое место: торговцы вели себя скромно и не завлекали покупателей громкими криками. Проходя мимо одной лавки, Сэнда приметил двух девушек в синих одеждах. Они внимательно рассматривали изящные украшения из золота, костей и нефрита. «Наши женщины даже в такое время хотят быть красивыми…», — подумал Сэнда, засунув руку в карман длинных одежд и подойдя поближе.
— Девушки, вы так нежны, как цветок лотоса, сияющий под первым снегом! — проворковал мужчина, незаметно протягивая монеты торговцу.
Чаганки переглянулись, зарделись, заулыбались.
— Что вам приглянулось? — понизил голос Сэнда.
Одна девушка, помладше, потянулась к подвеске в виде стрекозы, на крыльях которой сверкали драгоценные камни. Но вторая девушка, постарше, остановила красавицу, легонько коснувшись её руки сложенным веером.
— Не стесняйтесь, — ещё более тихо произнёс Сэнда.
— Простите?.. — переспросила она, прижав веер к груди и неосознанно подойдя поближе к мужчине, чтобы расслышать его слова.
— Вы так очаровательны, так изящны, так обольстительны, так… Загадочны… — хитрый Сэнда понизил голос ещё на один тон. — Что я просто не могу удержаться! Прошу, примите этот подарок от чистого сердца! Позвольте мне, скромному человеку, выразить своё восхищение вами!
Девушка, сбитая с толка, сделала ещё один шаг. Теперь она была столь близко, что мужчина чувствовал едва уловимый аромат цветочных духов. Молодая спутница девушки с веером, наконец, поняла эту уловку и улыбнулась. Торговец, тоже разгадавший поведение Сэнды, захихикал прямо в пышную бороду.
— Эм-м… А… Сэнда… Гелл… Вы… Так… Добры… Благо… — замялась незнакомка, покраснев так, как будто её смачно поцеловало солнце.
— Благодарим вас, господин Гелл! — рассмеялась юная девушка и взяла пару сияющих стрекоз.
Сэнда улыбнулся, поклонился и продолжил свой путь, слушая громкий девичий шёпот:
— Рит, ты чего так размазалась! Рит, приди в себя! Помощник нашего главы — мастер красивых слов! Ни разу не скромный человек! Любимец женщин! Рит, очнись! Рит! Рит!..
Сэнда свернул на ближайшую улочку, поднялся по широким тысячелетним ступеням и остановился вершине. Раскрасневшийся, запыхавшийся, он вдохнул полной грудью горный воздух и рассмеялся, распугав прошлое в опустевших дворах и домах.
— Ба! Клянусь Полуночным: девушки — лучшие его творения!
Спустившись, Сэнда обошёл тихий дворик.
Внезапно послышался грохот колёс и цокот копыт. Мужчина предусмотрительно отошёл в сторону. Вскоре показалась повозка. Пара мгновений — и мимо пронеслась лошадь, таща за собой телегу с клетками, где сидели кудахчущие курицы. Лицо возницы скрывал большой белый капюшон такого же белого плаща.
— Да что же это такое! Тьфу! Куриный лихач! Тьфу! Пора вводить плату за превышение скорости! — Сэнда выплюнул перья.
Злобно бурча, он завернул за угол, прошел немного вперёд, взбежал по ступеням Павильона Неприкаянных и исчез за дверью. Одна комната, другая, третья, подвалы… В Павильоне царила тишина: она покоилась на гробах, теперь никому не нужных, лежала на фонарях, в которых уже догорели свечи, проваливалась в большие щели на половицах. Сэнда передёрнул плечами, подошёл к самой дальней двери, отодвинул её и очутился в прохладной комнате. В крошечное окошко едва пробивались солнечные лучи, пытаясь коснуться гроба, стоящего на нескольких столах, сдвинутых друг к другу. Покачав головой, мужчина подошел поближе к этому гробу и увидел Лита: лёжа на боку, он спал, обнявшись с гиеной. Зверь мирно посапывал, пуская слюни на волосы главы.
«Вот же охранничек… Заходи кто хочет! А Лит всё-таки уснул… Это хорошо. Это очень хорошо! Бедолага места себе не находит уже. Ба! Уже тринадцатый день! А дела как из рога изобилия сыпятся! Не позволю себе разбудить его, сам разберусь. И вообще, это я-то легкомысленно отношусь к смерти⁈ Я хоть на кровати сплю! В девичьих тёплых объятьях! В отличие от некоторых…» — подумал Сэнда.
Мужчина нашёл в своей сумке тряпичную куклу и положил её на другой, перевёрнутый гроб: тот служил столом. Закрыв сумку, мужчина тихонько пошёл к двери. На пустоши истошно проорал невесть откуда взявшийся петух: обычно там были только останки обугленных трупов. Сэнда вздрогнул. Гиена проснулась и, высунув язык, попыталась вылезти из гроба, пихая Лита лапами в грудь. После пары толчков Лит подскочил и затуманенным взором уставился на Сэнду.