— Да ты-то уж и на том свете о себе позаботишься! — парировал первый.
— Виен исчезла! — гаркнул Лит. — Я — к ней домой! Вдруг подсказку найду!
— Иди, я тут сам разберусь! — гаркнул Сэнда в ответ.
— Сыночек! — крикнула какая-то женщина, и в её голосе прозвучала неподдельная щемящая нежность.
Лит замер. На пару мгновений глава города аж перестал дышать, почувствовав себя маленьким и беззащитным… Он оглянулся так быстро, словно невидимый кукловод дёрнул его за ниточки, которыми Лит вышивал глаза на тряпичных куклах, а Тэ расшивал кукольные одеждый витиеватыми узорами. Но, увидев Малони Гелл, глава только лишь грустно улыбнулся, почувствовал тоску, от которой защемило в сердце… Через мгновение улыбка сползла с его губ. Сыщик пошёл вниз по улице. Его чёрные одежды развевались на холодном осеннем ветру, как перья воронов. Гиена засеменила следом.
— Сыночек!
— Ма! Подожди! — крикнул Сэнда.
Он и люди затолкали двух болтунов в Ледяные комнаты и плотно закрыли двери. Сэнда обработал раны Хиши и вышел к матери: она сидела в гостевом зале, сложив руки на коленях, терпеливо дожидаясь сына. Её одежды выглядели так, словно она одевалась в спешке. Увидев Сэнду, женщина быстро встала, сказав:
— Сыночек, как ты?
Сэнда сильно обнял её, затем отстранил и ответил, убирая белую чешуйку с её волос:
— Я-то жив, а вот на тебе твоя чешуя висит. И корни волос побелели.
— Да?.. — матушка дотронулась для волос. — Зайду сегодня на рынок, куплю чёрную краску.
— Будь осторожна.
Матушка улыбнулась.
— Я хочу спросить, — сказал Сэнда. — Есть уже три человека, которые умерли от смеси драконьего яда и… Цикуты. Двое из них были посетителями Дома Лилий.
— К чему ты клонишь, родной? — не поняла матушка.
— В Чагане ненавидят драконов. Почему же мужчины, которые приходят в Дом, не замечают…
Тут Сэнда осёкся, виновато опустив голову.
— Холод моего бескровного тела? Они пьяные. Им жарко за двоих, — закончила матушка, блуждая взглядом по комнате и прикрывая ладошкой рот. — Ты уже который раз спрашиваешь одно и то же. Но мне больше нечего тебе сказать. Я их точно не травила.
— Прости, — ответил Сэнда, следя за её движениями.
Матушка улыбнулась, опуская руку.
— Ты что-то хотела? — спросил Сэнда.
— Да так, — отмахнулась матушка. — Искала одного своего… Эм-м… Старого знакомого. Я почуяла его запах, пришла по нему, а этот след оборвался у Павильона.
— Кто это? — спросил Сэнда, и добавил после небольшой паузы: — Я хочу знать.
— Эган Рами, — нехотя призналась она.
Её тело била крупная дрожь. Сэнда молчал, думая: «Сказать ли это же слово её и спросить прямо насчёт отравленных? Тогда она будет вынуждена сказать мне правду, ведь её жесты говорят о том, что она лжёт мне». Но мужчина всё никак не мог решиться…
Бледная матушка с растрёпанными волосами сидела на кровати и укачивала маленького Сэнду, прижав его к груди. Ребёнок одним ухом чувствовал холод её кожи, а другим слушал топот лекаря Ран Борга, который ходил из комнаты в комнату то с вёдрами, где была рвота, то с лекарствами. Когда лекарь в очередной раз прошёл мимо, женщина запела:
Спой, соловушка, песню мне!
Не молчи, птичка, пой!
О белых цветах, о зелёной траве,
О серебристых ручьях под Луной
И о днях, что уже не вернёшь…
Не молчи, птичка, не молчи!
Когда ты так сладко поёшь,
Я вспоминаю о первой любви…
Увидев в волосах матушки застрявший красный листик, мужчина поднял руку, чтобы его убрать, но матушка остановила его:
— Я пойду. Береги себя и берегись ядов! Старайся не касаться меня. Ты ел сегодня⁈ На столе в твоей комнате я оставила четыре паровые булочки!
Сэнда, чтобы не расстраивать матушку, предпочёл соврать, умолчав и о том, что булочек там лежало три… Что неудивительно, раз Лит заходил. Поэтому Сэнда просто кивнул. Матушка погладила его по рукаву и ушла.
«Я найду тебя, Эган, тварь ты такая! За столько лет я уже забыла твой запах… Но теперь я его узнала! Дважды я тебя травила, но ты дважды выживал. Теперь-то я тебе спуску не дам. Из-за тебя погиб мой сын, из-за тебя я вынуждена раздвигать ноги перед каждым пьяным чаганцеми травить его, чтобы он не узнал, кто я! Но… О последнем я не жалею: рано или поздно все чаганцы сдохнут! Сдохнет даже Лит, из-за которого отец этого чокнутого Тэ сделал Сэнду приманкой, отправив несчастного мальчика! И всё лишь для того, чтобы Чаритоны пришли! Так пусть же последний Чаритон сдохнет в муках, потеряв весь свой город…» — пробормотала Малони, принюхиваясь. Уловив что-то далёкое, но до боли знакомое, она пошла за ветром, в котором витал запах убийцы её сына…
Цветочная улица, Жасминовый дворик, жилище Виен.
Эган разворошил руками бумагу на столе:
— Как же красиво рисует Виен… — пробормотал он, глядя на рисунки.
На всех был изображен глава, в разных позах: он то стоял, прикрыв глаза, то сидел, глядя на небо. Ветер трепал его чёрные волосы и путался в полах одежд. Внезапно скрипнули врата. Закаркали вороны. Ветер взметнул полы длинных чёрных одежд. Издалека донеслись приглушённые крики.
— Вот приставучий, как слепень…
Эган, прижав к груди изогнутый свёрток с рогами, быстро спрятался в чрезмерно узком шкафу.
Глава зашёл во дворик и огляделся: здесь стояли три дома. Сняв с пояса маленький нож, сыщик раздвинул первые двери и едва не свалился навзничь: под его ногами шмыгнула, расшипевшись, пушистая кошка. Гиена, тявкнув, загнала животное на дерево, с которого осыпались красные листья. Убедившись, что кошке ничто не угрожает, глава зашёл в дом и увидел большую бочку, наполненную уже остывшей водой, в которой плавали лепестки роз. Зашёл в другую комнату и на тёмных половицах неожиданно заметил белую чешую.
— Что за… — пробормотал сыщик, подбирая её.
Лит обошёл все комнаты, перебирая между пальцев белую чешую: дом был пуст. Глава вышел на улицу, взглянул на гиену, которая сидела под деревом и таращилась на кошку, вцепившуюся за ветку. Глава зашёл в другой дом и стал обходить все комнаты: пусто, ничего подозрительного. Зайдя в одну комнату, Лит увидел у окна стол с ворохом исписанных бумаг. Но, подойдя ближе, сыщие понял, что это были рисунки: на белых листах бумаги был изображен сам Лит Чаритон. «Это точно жилище Виен», — подумал глава, покачав головой. Мужчина отложил рисунок и начал, невольно улыбаясь, разглядывать другие черновики. Но следующая находка почти выбила половицы из-под ног сыщика: он нашёл стихи, написанные изящным почерком… Таким же, как на записках, которые писал неуловимый Тэ.
Лит побледнел. Его голова закружилась. В животе противно заурчало. То ли от голода, то ли от ужаса, то ли от ненависти… Позади послышался скрип. Лит оглянулся и увидел, что дверцы шкафа распахнулись, и из него выпал Эган. На его плечах был накинут белый окровавленный плащ… Тот самый, который был на теле неизвестного человека в белой маске, раненного смелой девушкой, пытавшейся спасти Тин Дану.
— Ты знаешь Тэ⁈ — спросил глава, наклоняя голову немного влево. — Я хочу знать.
— Я знаю, что этот плащ, который подобрал во дворе, принадлежит Тэ, — ответил дракон, не шевелясь и пристально смотря прямо в глаза Литу.
Лит нахмурился: «Не повёлся… Неужели кто-то из драконов может сопротивляться человеку⁈». Взгляд Эгана скользнул по рисункам.
— Сначала человек человеку нравится. Потом он начинает заботиться. Затем возникает доверие. И только потом вспыхивают чувства, — сказал Лит, перехватив его взгляд. — Ты в её глазах не прошёл ни один из этих этапов.
«Вот значит, как у людей любовь устроена. Как же они всё усложняют!» — подумал Эган, а вслух сказал: