— Моё настоящее некрасивое имя, — пробурчал актёр, дёрнувшись.
Лунный свет засеребрил одну круглую серьгу, вдетую в ухо Янгэ.
Сэнда, который шёл следом за главой, потушил свечу в фонаре и спрятался за ветвистой яблоней. Мужчина опешил, услышав имя писателя — автора тех самых «натуральных» историй про сыщиков, которыми Сэнда зачитывался в детстве. Эти книжки ему покупала…
— Матушка… — простонал мужчина.
Лит, глянув на серьгу, толкнул актёра к забору, сам встал напротив него, открыл книгу и начал читать…
В городе Чаган грохотали барабаны: площадь была заполнена улыбающимися людьми. Одни танцевали, другие сидели и разговаривали, а третьи, запрокинув головы, любовались листопадом: прохладный ветерок срывал алые листья и бросал их на каменную кладку прямо под ноги танцующим, из-за чего казалась, будто камни накрыты дорогим шёлком. Лаяли собаки. Резвились дети. Звенели колокольчики на вратах.
Через несколько мгновений на середину площади вышел Чаритон.
— Опять всё внимание ему, — вздохнул Алтан, подкидывая крепкое сочное яблоко.
— Ты же оставил тринадцатую куколку? — раздался позади мелодичный голос.
— Что ты здесь делаешь? — спросил актёр, оглянувшись.
— Я дала яд нескольким этим… Тварям. Сейчас я свободна, — проститука кивнула в сторону тележки с костюмами. — Пришла посмотреть на твоё выступление.
— У тебя чешуя на лице. Убери, — сказал актёр, отворачиваясь.
Малони смахнула белую чешуйку с лица и вздохнула:
— Я думала, что после того как мы с тобой год назад заключили сделку, все чаганцы станут болтунами… Теперь же мне приходится их дотравливать. Всё самой, всё самой…
— Болтунами быстро становятся те жалкие людишки, у кого много ненависти в душе, — ответил актёр. — Чем её больше, тем быстрее происходит заражение. К моему огорчению, не все жалкие людишки такие… Приходится работать самому.
— А ты сам не боишься стать болтуном? — спросила она.
— Я не чувствую ненависти, — ответил он. — Я не понимаю, что это, хотя знаю значение этого слова и когда его нужно говорить. Я чувствую радость, когда смотрю на то, как умирает человек… Это так красиво. Полагаю, это любовь. К искусству.
— Ты совсем не похож на других людей. Ты другой.
— Таких как я, называют сумасшедшими. Я же называю себя актёром.
Малони промолчала.
— Он мою куколку только завтра найдёт, — посетовал Алтан. — Да там снова рана на шее… Я уже знаю, как он действует в этом случае, и уже подробно описал в своей книге все его телодвижения. Надо бы удушить кого-нибудь. Таких трупов в моей книжке ещё не было. Не знаю, как будет действовать в этом случае мой сыщик.
Внизу послышался сдавленный крик. Что-то разбилось. Алтан выглянул за дверь и увидел лекаря, Ран Борга: содрав с незнакомки синюю юбку, он поставил её на колени, а сам пристроился сзади. На полу лежали разбитые цветочные горшки.
— Соперник? — удивлённо приподнял бровь Алтан и откусил яблоко. — Мало мне этого Тиома, который уже двоих обезглавил, так ещё теперь и насильник! Надо этих двоих кроликов убрать одним махом.
Актёр громко хлопнул дверью. Лекарь подскочил, соединил осколки и поставил горшочки на шатающийся столик, где они и стояли до совершения преступления, «судя по отпечаткам доньев на столе, покрытом пылью», как сказал бы сыщик. На полу лежала земля, которая высыпалась из горшков. На этой земле отпечатались маленькие женские руки. Рядом лежала синяя юбка. Алтан подошёл ближе и пнул девушку: она не шевелилась. На её шее виднелись следы удушения.
— А вот и новый герой для моей книги… — пробормотал он, выкидывая яблоко.
Актёр нашёл пустую тележку, переложил туда тело чаганки и согнул ей ноги.
— Подожди, — сказала проститутка.
Она подошла ближе и поправила трупу волосы. В ворот девушки посыпалась белая чешуя. Но Алтан сделал вид, что не заметил. «Я же тоже тебя использую, глупое ты создание…» — подумал актёр, выкатывая тележку во двор.
— Толкнёшь? — обратился к Малони.
Проститутка, сбросив одежды, обернулась драконом. Дёрнув мощным хвостом, зверь толкнул тележку. Та проехала по ногам актёра и выкатилась на Шёлковую площадь через распахнутые врата, расписанные жёлтыми узорами.
— Ах ты сука… — прошипел Алтан.
Тележка была тяжёлой. Поэтому он почувствовал боль. Малони, уже принявшая человеческий облик, нахмурилась, но только лишь молча подняла с земли свои одежды. На площади раздались громкие крики:
— А! Что это⁈
— Кто это сделал⁈
— Какой кошмар!
— Это Тэ сделал⁈
— Нет, на Тэ совсем не похоже!
— Не смотри!
— Глава! Сэнда Гелл! Глава! Глава! Где глава⁈
Краем глаза Алтан увидел тень. Запахло паровыми булочками с шафраном. Он быстро оглянулся, но увидел только лишь куриные перья, лежавшие на полу.
— Кто здесь? — спросил актёр.
Ответом была тишина.
— Показалось… Теперь же выход звезды! — хихикнул Алтан в кулак.
Актёр спрятал свои белые одежды, испачканные кровью тринадцатой куколки, в свою тележку, прямо под расшитые костюмы. Туда же засунул тканевый мешок: это была одежда «тринадцатой». Приняв серьёзный вид, он взял тележку за ручки и, прихрамывая, вышел через чёрный вход дворика.
Чуть позже он внимательно наблюдал за сыщиком, запоминая каждое движение. Когда настало нужное мгновение, Алтан спросил:
— А праздник уже закончен? Так рано?
— Закончен, — ответил Гелл.
Мужчина вздохнул и, прихрамывая, пошёл к тележке с костюмами, бросив напоследок, едва сдерживая улыбку:
— Очень, очень жаль… Я так торопился, что упал и подвернул ногу!
— Себялюб… — вдруг буркнул Чаритон себе под нос.
Алтан услышал сыщика. Его слова задели актёра. Он положил ладони на ручки тележки и замер, подбирая слова для ответа. Но к Алтану внезапно подскочил взъерошенный Тиом и пнул колесо на тележке:
— Уйди с площади! — грубо произнёс он, положив руку на ножны, где, судя по форме, лежал тесак.
— Уйди с площади, актёришко! — грубо произнёс он, положив руку на ножны, где, судя по форме, лежал тесак.
Глава принюхался: от баша разило запахом смерти. Он протянул руку и схватил актёра за локоть. Мужчина вывернулся, оттянул кожу на подбородке (это был его любимый жест) и зловеще произнёс:
— Этот актёришко развлекает всех вас в это нелёгкое время! Не смей меня трогать! Терпеть не могу чужие прикосновения!
— Уйди с площади! Здесь произошло убийство! Главе надо всё осмотреть! — прорычал баша.
— Убийство? — осёкся актёр.
Терпение баша закончилось: схватив актёра за локоть, он поволок его за собой.
— Костюмы! Мои костюмы! — кричал актёр, плюясь. — Грубиян! Отпусти! Если ты сломаешь мне руку…
— То ты будешь наматывать сопли на кулак! — закончил баша за него.
Зеваки, увидев такое представление, захихикали, а один, одноглазый, с толстым пузом, засмеялся в голос. Актёр осёкся и покраснел от гнева. Баша увёл его.