Кукловод объясняет, что его мастерство манипулирования марионетками со временем возросло, поэтому не будет большой натяжкой сделать заключение, что также возросло и его мастерство в их изготовлении. То, что Лили кукла, обнаружилось лишь при очень близком осмотре. Мне кажется, здесь наблюдается прогрессия реализма кукол: карикатурный Дзанни, более утончённая внешность Лили и ещё более утончённая малышка Мария.
Как ты говоришь, «имена всегда важны в рассказах Вулфа», и тот факт, что Стромболи запинается на её имени («малышка Мария, то есть синьора Стромболи, моя жена»), является толстым намёком на его значимость.
Если ты на мгновение призна́ешь верным тезис, что Антонио является кукловодом, а Стромболи и его жена — куклы, то тогда, признаёшь ты отсылку к «Франкенштейну» или нет, жена-кукла по-прежнему символизирует трагическую утраченную любовь.
Ты говоришь, «и с точки зрения Стромболи кульминацией спектакля является последняя фраза Дзанни, которую я всё больше начинаю считать предупреждением рассказчику об опасностях замены людей марионетками, и, в свою очередь, сильнейшим намёком на то, что Стромболи не так уж доволен кажущейся идиллией своей жизни». Полностью согласен, с небольшим дополнением, что это Антонио говорит через своих кукол. Я думаю, «недоволен» своей жизнью — это ещё мягко сказано. Он трагически потерял свою любовь, малышку Марию. Неспособный совладать с этим, он ушёл на покой на захолустной планетке, предпочитая взаимодействовать с миром через несколько слоёв марионеточных личностей, в том числе и сексуально через Лили. Тем самым рассказ полностью укладывается в одну линию с ремаркой Вулфа о «неких вызывающих жалость игрушках» в послесловии.
Джон Клют:
Немного дополнительных сведений о Тони Сарге (1880–1942). Его дочь звали Мэри. Он был создателем не только кукол, но и одного из наиболее значимых кукольных театров: Рождественских витрин Macy’s. Последние годы жизни он провёл, разочаровавшись, в изгнании.
Это по-настоящему захватывающее зрелище, наблюдать, как в сообщениях выше постепенно накапливаются доказательства, указывающие на Антонио; хоть я и разделяю отторжение Грэма перед кажущейся потерей человечности в истории, при этом я чувствую растущее чувство неизбежной правильности: тот «вулфовский щелчок» (Wolfe Click), который слышишь в момент разгадки — имбирно-пряничный гроб-шато и кукольный театр, и т. д. и т. д.
Но, как сказал Грэм, многое требует обсуждения в этой истории длиной 2500 слов. Надо возвращаться на исходную, что значит: перечитать его снова.
Стив Лавкин:
Если не чувствуешь, что куклы кажутся по крайней мере полуразумными, а потому заслуживающими сострадания, то это весьма мрачный рассказ. Это впечатление усиливается тем фактом, что не очевидно, кто является куклой, а кто — нет. Сравните, например, со «Снятся ли андроидам электрические овцы?» / «Блейдраннером», где главный герой сам вполне может оказаться репликантом, или с «Солярисом» Лема и созданиями, которые порождает планета. «Вызывающие жалость» игрушки, когда они сослужили свою службу… Вулф всегда морален, хоть это никогда не бывает лёгким.
Мэтт Дено:
Грэм: Относительно Лили и вопроса о её автономном статусе; в своём оригинальном посте ты написал: «в тексте нам говорят, что оператор должен находиться в пределах видимости куклы, которой он управляет». Но я не уверен, где об этом говорится? Можно считать, что это подразумевается, когда рассказчик в конце высматривает Стромболи, но в то же время ему, похоже, совершенно неинтересен метод контроля над Лили. И это может подразумевать, что он думает, будто Стромболи должен быть здесь по какой-то другой причине — одной из которых может быть поддержание иллюзии контроля для публики.
Ты также размышлял «либо {рассказчик} замечает и решает не говорить об этом нам. Почему бы ему не поступить так?» Возможно, понимает он, это именно то, что его просили хранить под розой? В конце концов, «театральный шепот» Дзанни подразумевает, что мастера не слишком заботит, будет ли то, о чём рассказчик узнал от Лили, храниться в секрете, поскольку всё это часть представления. Потому мы должны задаться вопросом: что рассказчика попросили хранить в секрете?
(Это, разумеется, натяжка, но мне любопытно, может ли фраза (в противном случае довольно странная), «{Мастер} выражает надежду, что вы знаете, кому храните верность», иметь более одного значения.)