«Сам ты не знаешь, откуда она берется на востоке и куда исчезает на юге», — послал Хариами запоздалый мысленный ответ оппоненту и оглянулся.
Вот, еще одно открытие. На реке остались следы от его ног: чуть углубленные ямочки, копирующие форму подошвы. Н-да. Если рассказать об этом Гимземину, тот наверняка скривит рожу и скажет своим скрипучим подобием голоса: «Что? Седы на воде? Тьфу, ересь!»
После реки долгое время ничего не происходило: лес, поляны, лес, опять поляны, опять лес… Фиолетовые оттенки окружения становились все более агрессивными и навязчивыми. Тут неожиданно нарисовался овраг — огромная глубокая трещина, которой не видно конца ни слева, ни справа, рассекала всю поверхность, и казалось, настало самое время впасть в отчаяние. Но здесь судьба оказалась более милостива, чем о ней обычно думают. Через овраг было переброшено бревно. Жаль, конечно, что своим внешним видом оно не напоминало изящный висячий мост с фигурными позолоченными перилами и шлифованной плиткой. Но тоже сойдет. Наверное, какой-нибудь благодетель-великан когда-то уложил его здесь, предварительно почесав себе сучьями спину.
Хариами принялся переходить трещину, балансируя руками для удержания равновесия. Оказывается, закон гравитации не действовал лишь на вещи и предметы местного окружения. Для жителей же Сингулярности почему-то сделано исключение и, если зазеваешься в своих благородных помыслах, можно было кубарем покатиться в глиняную бездну. Хоть бездна и была лишь в три роста глубиной, все равно думать об этом неприятно. Да. Оказывается и в пространстве скуки могут происходить приключения!
Препятствие осталось позади, после чего Хара облегченно вздохнул. Каково же было его удивление, когда он, пройдя буквально пятьдесят шагов по очередному перелеску, увидел еще овраг. И опять перекинутое вымышленным великаном бревно с гигантской развилкой на конце. Словно каждый путник должен здесь останавливаться и прямо посреди пропасти спрашивать себя: мне направо или налево? Какой путь счастливее?
Хара, воодушевленный пламенем Фиолетовой свечи, успешно прошел и это испытание. Дальше долгое время пред взором маячил лес. Покосившиеся от тяжести неба стволы тянулись друг к другу своими ветками, которые кривыми аллегориями на самих себя размашисто торчали в разные стороны. Кое-где ветки сцеплялись и возникала забавная иллюзия, будто одно дерево, ухватившись за другое, хочет выдернуть его с корнем. А дальше…
Это еще что?!
Открывшееся взгляду пространство оказалось наполненным рядами воинов. Все они были в железных кольчугах и остроконечных шлемах. Кто-то держал обнаженные мечи, кто-то удлиненные, похожие на гигантские иголки, рапиры. У некоторых из рук торчали волнистые фламберги, даже пара алебард, увенчанных, как украшением, маленькими фигурными топориками. Арбалетчики, расположившиеся по флангам, перезаряжали свое оружие. Некоторые из них успели выстрелить, поэтому с дюжину стрел висело прямо в воздухе. В позиции первого ряда, прикрепленная к длинному древку, застыла на несуществующем ветру некогда развевающаяся пестрая орифламма. Ее гордо держал один из смельчаков, на несколько шагов опережающий всех остальных. Эмоции на лицах — все встревоженные, местами гневные. Пластмассовые скульптуры даже вне времени неплохо передавали чувства. Хариами посчитал количество воинов, их оказалось около четырех десятков.
Пройдя немного дальше, он смог детально разглядеть их врагов. Ими оказались некие крылатые чудовища, повисшие в воздухе. Хара даже не знал, как они называются: не лица, а гротескные подобия лиц, почерневшая кожа, шерсть и размашистые крылья больше их роста. Чудовищ словно закрепили на небе невидимыми прищепками, как театральные декорации.
Но нет. Происходящее здесь явно не спектакль, а поле, поросшее изумрудной травой, даже отдаленно не напоминало сцену. Война шла самая настоящая. Когда-то.
На стороне чудовищ находился еще кто-то. Уродливая кукла размером чуть больше воинов. Ее лицо все было покрыто трещинами, полголовы скрывала черная повязка, патлы седых волос безобразно торчали в разные стороны. Кукла сидела в колеснице, запряженной пегими карусельными конями. Хариами интуитивно понял, что она-то и является основным врагом вооруженного отряда. Его рука потянулась к ракушке.
— Ави, ты не поверишь…
— Дай догадаюсь, ты дошел до Дрожащей равнины. Не принимай увиденное близко к сердцу, просто иди дальше.
Ну уж нет, такое объяснение Хару совершенно не удовлетворяло, и он настойчиво потребовал:
— Это уже не шутки! Ты должен объяснить, почему они пытаются убить друг друга!
Минуту ракушка излучала одни охи да вздохи, потом звездочет заговорил таким голосом, будто в чем-то пытался оправдаться:
— Я знаю не многим больше остальных. Ойкумена была средой постоянных волнений и конфликтов. Нам, жителям Сингулярности, привыкшим к идиллии, это трудно понять…
— Подожди! Если мы запустим время, то одни просто уничтожат других!
Еще один утомленный вздох подытоживал все предыдущие, а последовавшие за ним слова Авилекса внесли только больше сумятицы в понимание происходящего:
— Поверь, Хара, если мы этого не сделаем, будет еще хуже. Просто поверь на слово. Увы, куклы иногда умирают, хоть и случается это очень редко.
— А… что происходит с куклами после смерти? — Хариами вдруг сам испугался заданного вопроса.
— Душа исчезает, растворяясь в тумане абстракций, а тело навеки отправляют в замок последнего Покоя. Там оно навсегда обретает свое место в Музее. Только умоляю, не расспрашивай меня сейчас о подробностях. Это долго объяснять.
Хара продолжал стоять с приложенной к уху ракушкой, удрученным взглядом осматривая поле боя. Выходит, тот отрицательный персонаж из легенды, нищий Нун, не так уж и плох. В данной ситуации время остановилось как нельзя вовремя (о, какая изящная получилась тавтология).
— Послушай, Ави, ну давай я хотя бы разверну их всех в противоположные стороны. До чудищ, правда, не достать, но уродливую куклу с ее колесницей переставлю без проблем.
Из Сингулярности пришла горькая усмешка:
— Думаешь, это на долго их остановит? Впрочем, дело твое.
— Эх, Ави, Ави, в какую же авантюру ты нас втянул, не понимаю.
Раюл гордился тем, что является идеальным блондином. Его белые прямые волосы, лишенные малейшего оттенка, могли символизировать нетронутую чистоту хранимых под ними помыслов (хотя это было не так), а две линии таких же бесцветных бровей, парой размашистых штрихов украшающие лоб, возможно, намекали на широту его души (хотя и это не так). Его лицо постоянно хранило отпечаток легкой ухмылки, даже в те редкие минуты, когда он был вполне серьезен. Для него, как для балагура и весельчака, находиться в пространстве скуке являлось скукой в энной степени. Созерцать одни только мертвые декорации жизни становилось порой просто невыносимо. И он часто спрашивал себя: кто дернул его за язык вызваться добровольцем? Злой дух, наверное.
Раюл достал ракушку, дунул в нее и громко сказал:
— Ави, ты мне нужен! Срочно! Срочно! Срочно!
Голос звездочета пришел не сразу, будто глагол «пришел» следует принимать в буквальном смысле, и звуки где-то пешком блудили по лесу:
— Да, я слушаю, что случилось?
— Ави, будь другом, расскажи что-нибудь смешное. И вместе посмеемся.
— Ты издеваешься?! — голос Авилекса сорвался в крик, он уже несколько раз пожалел, что доверил этому балаболу столь ответственное задание. — Просто иди на юг. Неужели так сложно?
— Ладно, ладно, — пробурчал Раюл, недовольно бросив ракушку в карман рубашки.
По пути ему уже встретилась пара деревень, где куклы с тяпками да граблями в нелепо согнутых позах делали вид, что работают на своих огородах. Вообще-то в пище куклы не нуждались, поэтому выращивали только декоративные растения — так, для украшения жизни. Впрочем, различные напитки — соки, шипучку, чай — они иногда употребляли, но не потому, что хотели пить, а для палитры вкусовых ощущений. Ну и от безделья иногда. Раюл лишь однажды заглянул в одну из хижин, увидел там еще более унылую картину, чем снаружи, и больше решил к хижинам не приближаться. Да, еще часы. Запомнился этот овальный погнутый циферблат с варварски разбитым стеклом и удаленными напрочь стрелками.