му телу, точно там ползали иголки. Живой характер, грим и остроумная находчивость делали его любимцем публики в каждом новом городе, куда перекочевывал их цирк. Но этот, смешивший до слез публику акробат, когда кончалось представление, погружался в самое мрачное настроение. В нем рано слишком сказался озлобленный характер, вспыльчивость и мстительность. С учителем благодарный ученик разсчитался первым делом. Когда пьяный Фроскати скакал в деревянную бочку, Альфонс с такой дьяволеской ловкостью повернул ее, что учитель переломил обе ноги и остался на всю жизнь калекой. Но это не избавило Альфонса от его профессии: он слишком был изломан, чтобы бросить цирк. Да и куда мог итти этот человек-змея, насильно приклеенный к цирку? Остальной мир для него не существовал. От Фроскати он получил единственное наследство: коротенькую трубочку и привычку руки накладывать в карманы. Из всего персонала труппы Альфонс сошелся с одним Куку, сошелся именно потому, что этот последний был слишком глуп, добр и здоров, как вол. Богатырь подчинялся изломанному больному человеку и терпеливо выносил от него всевозможныя неприятности, делавшияся во имя дружбы. Для Альфонса безответный Куку был чем-то в роде вьючной лошади и слуги. Из всех смешных клоунских штук, требовавших мозговой работы, он едва-едва научился говорить ломаным русским языком, и Альфонс же придумал ему единственное смешное слово: ку-ку!.. Когда Альфонс был болен, Куку ухаживал за ним, как нянька, и в награду получал такие затрещины и пинки, которые вывели бы из терпенья водовозную лошадь. Но такова сила духа, вечно покоряющаго безответную плоть... -- Я знаю, что я глуп,-- говорил иногда Куку с грустной задумчивостью,-- но не всем же быть умными. Когда срок ученичества кончился, клоуны странствовали по России с разными цирками и ничего лучшаго не желали. Им платили хорошо, да и одной голове много ли нужно, на афишах они печатались "братьями из Португалии" и на арену выскакивали рука об руку, как настоящие братья. Так продолжалось до встречи с Анджеликой, которая явилась в цирк со своим учителем, американцем Бруксом. Как Альфонс и Куку, по происхождению она была русская и так же запродана в раннем детстве цирку и так же выступала на афишах под иностранным именем. Брукс в свое время славился, как отчаянный наездник, но он рано вывихнул ногу и перебивался около цирков в качестве профессора. Из Анджелики он задался целью выработать замечательную наездницу и возился с ней лет десять. Худой, с вечной табачной жвачкой и эксцентрическими выходками, он умел везде поставить себя особняком. Появившаяся цирковая звездочка почему-то не понравилась Альфонсу, и он с истинно-клоунской изобретательностью начал преследовать ее. Когда Анджелика проходила мимо него, Альфонс делал презрительныя гримасы, незаметно сердил лошадь, на которой она скакала, подставлял ноги и вообще старался устроить какую-нибудь неприятность. Во всех труппах своих закулисных счетов и разных интриг всегда достаточное количество, особенно когда дело идет о примадоннах. Так было и здесь. Основное ядро труппы обыкновенно складывалось родственным путем и оставалось в стороне от этих дрязг, но тем тяжелее доставалось случайным артистам, особенно женщинам. Кроме всего этого, положение новой наездницы усложнялось еще тем, что она была русская по происхождению и не имела никакой кровной защиты в цирковой иностранщине. Однажды, когда Куку с раскрытым от восхищения ртом следил за скакавшей наездницей, Альфонс подбежал к нему и набил рот песком. Это уж выходило из всяких пределов самых смелых клоунских шуток. -- Ты сбесился, дьявол?!-- ругался Куку, проглотивши часть песку.-- Смотри! -- Я и смотрю, как ты смотришь дураком. Куку смерял своего приятеля с ног до головы и быстро отвернулся. В нем произошло что-то такое, чего никогда еще он не испытывал. Этот добродушный геркулес, всегда подчинявшийся слепо изломанному другу, теперь чувствовал жажду самостоятельности. Набитый песком рот меньше всего мог служить обяснением такой перемены, нет, это было другое, именно то, что заставило в первый раз усиленно работать глупую голову цирковаго геркулеса. О, как ему теперь хотелось быть и умным, и находчивым, и смелым, и красивым! Во время антрактов, когда Анжелика шагом ездила по арене, Куку вертелся и кувыркался перед ней, как сумасшедший, посылал воздушные поцелуи и, прижимая руку к сердцу, подносил букеты из редиски. Он был очень неловок, и публика умирала от смеха: геркулес был слишком влюблен в наездницу... Встречаясь с Анджеликой вне цирка, Куку каждый раз смущался и только неловко кланялся. Анджелика не обращала на него никакого внимания, слишком занятая своей славой цирковой поденки. Поклонники и без того не давали ей прохода, и, если бы не зоркий взгляд мистера Брукса, ей не спастись бы от общей печальной участи таких поденок. Альфонс в свою очередь тоже был неприятно изумлен. Однажды, когда он старался незаметно разсердить серебряную Бэлу, на которой отдыхала улыбавшаяся публике Анджелика, какая-то невидимая сила распростерла его на земле. В первое мгновение он не мог хорошенько понять, что такое с ним случилось, но боль между лопатками и побелевшее от бешенства лицо Куку обяснили ему все. Альфонс едва поднялся с земли и с удивлением посмотрел на своего друга, который сам не отдавал себе отчета в том, что с ним делалось и что он делал. Когда они встретились глазами, Куку проговорил только всего одно слово: -- Убью... Эту полуживую сцену видела только Анджелина и очень удивилась заступничеству геркулеса,-- она только теперь обратила на него внимание и точно удивилась, что есть на свете такие могучие люди. В большой антракт она пригласила Куку в свою уборную и очень мило поблагодарила его за то, что он один во-время остановил проделки Альфонса. -- Я его убью...-- мог только проговорить счастливый геркулес. -- Нет, пожалуйста, не делайте ничего... для меня,-- кокетливо упрашивала Анджелика.-- Понимаете, я этого не хочу. -- Я мистера Брукса могу убить.. Мне все равно... Это последнее было уже совсем глупо, и Анджелика с сожалением посмотрела на богатыря, стоявшаго перед ней в своей клоунской "форме". Ола не поняла, что Куку о всех цирковых профессорах судил но мистеру Вельсу и синьору Фроскати. Этим недоразумением все дело и кончилось. Анджелика опять прыгала и танцовала на спине Бэлы, а Куку и Альфонс кувыркались перед ней, болтали на каком-то птичьем языке, точно ничего особеннаго не случилось. Следующим подвигом Куку было то, что он познакомился ближе с мистером Бруксом, страдавшим чисто-американской непокладистостью. В цирке его называли не иначе, как хромым чортом Бруксом, который из гордости напивался по ночам один -- так называемый фельдфебельский запой. Куку с озабоченным видом затащил мистера Брукса в цирковый буфет и почти насильно напоил его до потери сознания, а потом на плече принес в квартиру Анджелики. -- Мы с ним познакомились,-- коротко обяснил он, раскланиваясь с испуганной Анджеликой. Мистер Брукс смотрел на мир и людей с какой-то особенной, лошадиной точки зрения; раз поддавшись Куку, он продолжал это знакомство, и по ночам они теперь напивались вдвоем. Куку был совершенно счастлив от одной мысли, что через две комнаты от каморки мистера Брукса была спальня Анджелики. У Брукса был свой план. Он берег наездницу, как зеницу ока, но с единственным побуждением продать товар в одне руки за хороший куш. Однажды, когда они кутили целую ночь, Брукс откровенно обяснил все своему приятелю: -- Анджелика спит через две комнаты, а револьвер у меня всегда в кармане... понял?.. И ты вообще напрасно дурака валяешь со мной... Вздор!.. Нужно все бросить... Бедным людям не следует заниматься глупостями, да и она тебя никогда не полюбит. Куку слушал, пил и плакал, а Брукс хохотал над ним: все женщины одинаковыя птицы или лошади. Но Анджелика не оправдала возлагаемых на нее надежд и в одно прекрасное утро скрылась из-под носа профессора, увезенная каким-то красавцем-гимнастом. Брукс бросился в погоню и, когда убедился, что банк сорван -- пустил себе пулю в лоб. Доживать век хромым цирковым прощелыгой не стоило. Куку опять вернулся к своему другу Альфонсу, который встретил его, как ни в чем не бывало. Разве стоит сердиться на сумасшедших? Недавняя вражда сменилась старыми братскими чувствами, и Куку опять превратился в обыкновенное вьючное животное. Через год Альфонс сказал: "Куку, едем". Куку не спрашивал, куда они едут и зачем: ему было все равно. Через неделю путешествия Куку входил в комнату, где лежала Анджелика, брошенная своим гимнастом. Она только-что перенесла неудачныё роды и не успела еще поправиться. Появление двух клоунов подняло ее на ноги, слабую, разбитую, с жалкими остатками недавней красоты. Куку ухаживал за ней, как нянька, и через три месяца в уездном городке была обвенчана свадьба мещанина Осипа Лопатина, женившагося на мещанской девице Прасковье Гавриловой. Собственно, главным действующим лицом в этом браке явился Альфонс, движимый никому неизвестными побуждениями. Теперь он сопровождал везде эту брачную чету в качестве друга дома и так же завладел Анджеликой, как владел Куку. Но Анджелика не могла поправиться, а второй ребенок, Сафо, унес остатки здоровья и молодости. На арене она больше не имела успеха, и недавняя слава