X.
В саду приисковаго дома Ивана Иваныча, как дождевой гриб, вырос великолепный кош из белых кошм; узорчатая кошма закрывала вход, пестрая тесьма служила перевязью, а внутри до половины стенки были выложены бухарскими коврами. Все это богатство было выписано с нарочным из Троицка, и старик сам наблюдал за постройкой. -- В киргизы хочешь записаться,-- ядовито говорила Анѳиса, подозревавшая истинныя намерения своего сожителя. -- Молчи ты, ради истиннаго Христа... молчи!..-- хрипел Иван Иваныч, отмахиваясь руками.-- Знаешь мой характер, и молчи. Анѳиса молчала, потому что летом она не находила места от жары и по целым часам лежала где-нибудь в темном чуланчике, как разваливая рыба. Это была очень энергичная особа, у которой слово моментально переходило в дело, но летом она теряла всякую энергию, и Иван Иваныч пользовался этими моментами душевнаго и телеснаго разслабления для своих подвигов. Бывшая арфистка из "проезжающих номеров", она пленила богача-золотопромышленника тем, что с перваго слова, показавшагося ему обидным, пустила в него стулом. Он увез ее к себе на прииски, и вся их жизнь состояла из целаго ряда мелких и крупных битв с редкими перемириями. Это не мешало Анѳисе забрать старика крепко в руки, и он даже боялся ея, когда та "входила в раж". -- Еще ножом зарежет...-- жаловался он своему приятелю Спиридону Ефимычу, когда вместе пили водку.-- А мне без нея скучно, вот ты и поди! Намедни как хлестнет меня прямо в ухо соусником... -- А ты ее за ногу, да, как кошку, об стену,-- советовал Спиридон Ефимыч, рыжий а коренастый мужчина, походивший на заплечнаго мастера.-- А то дай мне ее поучить... Из одной двух сделаю. -- Ну, нет, брат, у меня тоже и свой характер есть... Когда белый кош совсем был готов, Иван Иваныч послал нарочнаго за комедиантами. Спиридон Ефимыч был приглашен раньше. Молва говорила, что у Спиридона Ефимыча с Анѳисой давно были свои дела, и что много денег Ивана Иваныча перешло к нему в карман этим путем. Говорили даже, что Анѳиса не один раз задумывала спровадить старика на тот свет, чтобы завладеть его деньгами и с этим приданым выйти замуж за Спиридона Ефимыча. Но мало ли что говорится -- не всякое лыко в строку. Приисковые друзья сидели на садовой террасе, когда приехали артисты. Им отвели помещение в коше. Красная тележка поместилась рядом. -- Настоящие немцы,-- обяснил Иван Иваныч, приходивший уже в градус.-- И ловко свою часть поворачивают!.. Спиридон Ефимыч только разглаживал свою рыжую бороду и поглядывал искоса на Анѳису, сидевшую в кресле, которая только закрывала глаза и вздыхала. Время было послеобеденное, и всех сильно клонило ко сну. -- Ну, ну, живее поворачивайся, немец!-- кричал Иван Иваныч хлопотавшему у коша Куку. -- Скоро-то только блох ловят,-- огрызнулся Куку, не поворачивая головы. Этот ответ изумил всю труппу, но Куку, как ни в чем не бывало, занимался своим делом. Анджелика чувствовала себя настолько хорошо, что сама вышла из тележки и даже улыбнулась в сторону сидевших принципалов. Около нея, как бесенок, вертелась Сафо, счастливая новой голубой юбочкой я какой-то особенной ласковостью отца. Кош, разделенный простыней надвое, представлял очень хорошую уборную. По одну сторону одевались дамы, по другую мужчины. Куку скоро появился в своем костюме гимнаста перед кошем, и рог затрубил. Представление началось обычными ломаньями клоунов. Потом танцовала на канате Сафо. Анджелика могла прокатиться на большом деревянном шаре -- и только. Альфонс глотал свой греческий огонь и, чтобы заслужить особенное внимание публики, проделал, катаясь на земле, все штуки человека-змеи. Этот номер вызвал дружные аплодисменты зрителей, и даже Анѳиса два раза махнула белым платочком. Но Куку работал как-то неохотно, и четырехпудовая гиря в его руках летала по воздуху, как чужая. -- Ах, волк те заешь!..-- восхищался Иван Иваныч и даже попробовал, настоящая ли гиря.-- Ловко орудует немец... Заключением спектакля явилась опять живая пирамида, в которой приняла участие и Анджелика. Она так грациозно повисла на плече Куку, который с торжеством носил по развернутому ковру всю труппу и громко трубил в охотничий рог, а маленькая Сафо била тоненькими ручками в бубен. -- Браво!.. Браво!..-- орали голоса. По окончании спектакля Сафо была командирована на террасу за сбором. Она порхнула между клумбами цветов, как мотылек, сделала грациозный реверанс и остановилась в ожидающей позе. -- Ну, ну, иди, цыпушка!-- манил ее Иван Иваныч, протягивая руки. Девочка вопросительно посмотрела на Анѳису, оглянулась назад и, видимо, не знала, что ей делать. На ея тонком личике так и отпечаталась смесь разнородных чувств: желание получит деньги, страх пьяных людей, опасение, что она делает не то, что нужно делать. Иван Иваныч вынул уже из кармана свой толстый бумажник, но, заметив нерешительность Сафо, проговорил: -- Ступай к своему немчуре да скажи, чтобы послали кого-нибудь поумнее... Бедная Сафо вернулась к кошу со слезами на глазах, сконфуженная и обиженная. -- Какая ты глупая,-- журила ее мать.-- Нужно было подойти... -- Конечно, прямо следовало подойти,-- подтверждал Альфопс. -- Мама, я не знаю... мне там сделалось страшно... В это время подошел Куку, поднял Сафо в уровень со своим лицом и молча поцеловал ее, а потом зашагал к террасе, сдвинув свою шапочку на затылок. -- А, немец...-- встретил его еще издали Иван Иваныч.-- За расчетом пришел? А мой характер позабыл?.. -- У меня есть свой характер...-- ответил Куку и посмотрел на старика злобными глазами. -- Как ты сказал? -- А так и сказал... Мы не нищие, чтобы ломаться над нами. Я у вас ничего не прошу. -- Ты за этим и пришел? -- Да, за этим... -- А по затылку не хочешь?.. Спиридон Ефимыч, валяй немца в мою голову... за все отвечаю!.. Анѳиса с испугом схватила Спиридона Ефимыча за рукав летняго пальто, а Куку с улыбкой ждал, что будет дальше. Он испытывал такое наслаждение от одной мысли, что одно слово, и он переломает все кости этим подлецам... О, как он ненавидел их сейчас!.. -- Четырех конюхов послать!..-- скомандовал Иван Иваныч, бегая по террасе.-- Ах, бестия немец!.. Вместо ответа Куку схватил чугунный садовый стул и ждал нападения. Спиридон Ефимыч засучил рукава. Но в самый критический момент подбежала посланная Анджеликой Сафо и утащила Куку. -- Папа, папочка... пойдем...-- лепетал ребенок, повиснув на могучей руке отца. Куку отступал, как лев, и несколько раз оглянулся, сжимая кулаки. Лицо у него было бледное, губы тряслись от бешенства, а глаза сверкали отчаянной решимостью. Анджелика и Альфонс едва успели вывести богатыря из сада. -- Я их убью, подлецов...-- повторял Куку, оглядываясь и поправляя душивший его ворот рубахи. Тележку теперь вез Альфонс, Куку вела за руку маленькая Сафо и старалась его успокоить своей детской невинной болтовней. Анджелика лежала в тележке, разбитая всем случившимся,-- у нея шла кровь горлом. -- Мы тоже люди!.. да!..-- выкрикивал Куку, размахивая руками, как мельница.-- Мы работаем, а тут всякая пьяная скотина будет издеваться... Ах, как я всех их разделал бы там!.. В щепы, расщепал бы... -- Да будет тебе, дьявол!-- ворчал Альфонс, задыхавшийся в своем возу.-- Стоит говорить... Впрочем, безплодная ругань скоро утешила Куку, гораздо скорее, чем работа гирей. Он сел на камень у дороги, схватил себя за голову и печально проговорил: -- Альфонс, как ты думаешь, ведь проклятая наша работа... подлая?.. -- Нашел кого спрашивать... У меня все косточки ноют... Конечно, проклятая!.. -- Но ведь мы все-таки работаем? Зачем же издеваться над людьми?.. Да, мы бедные люди, но издеваться... Альфонс, вы ступайте своей дорогой, а я ворочусь... Через час догоню... -- Ну, братику, это уже труба! Сафо уцепилась ручонками за шею отца и заплакала. Через пять минут труппа самым мирным образом возвращалась во-свояси -- в оглоблях тележки шел Куку и был рад, что эта лошадиная работа хоть отчасти заглушает в нем внутреннюю боль.