Выбрать главу
амолчали. Из одной телеги показалась женская голова, закутанная в какое-то полотенце, из другой выглянул лысый старик-цыган.    -- Он немец и не знает по-русски,-- обяснял Альфонс, выступая в качестве переводчика.-- Можно остановиться?.. Да отгоните проклятых собак, пока оне меня не сели...    Цыганская голова что-то пробормотала на своем непонятном языке, а собаки отошли, скаля свои белые зубы. Халаты еще раз переглянулись и покачали головами, как две фарфоровых куклы.    -- Айда, садись, бачка...-- проговорил кривой киргиз.    -- Амамба {По-киргизски: здравствуй.}...-- прибавил второй.-- Базар гулял?    -- Ку-ку!..    Когда красная тележка расположилась окончательно, со стороны Чумбашей подошла целая группа ребятишек-киргизят, две цыганки с мешками за плечами и молодая девушка-киргизка. Куку в это время успел высадить Анджелику, едва державшуюся на ногах, бережно усадил ее на разостланный по траве ковер и вместе с Сафо побежал с медным чайником за водой. Альфонс лежал неподвижно на траве, как раздавленный. Киргизята с любопытством глазели на тележку, на "дженьгише" (барыня) и улыбались. Все было так необыкновенно и произвело в двух телегах противоположныя впечатления. Кривой киргиз думал: "скупщики краденаго золота", лысый цыган боялся за своих лошадей. Подошла молодая киргизка легкой грациозной походкой; она прошла у самой головы Альфонса и с сожалением посмотрела на него.    -- Шайтан, шайтан!-- орали киргизята, когда появившийся Куку одной рукой высоко подметнул Сафо и, как куклу, поставил ее на ладонь другой.    Он поднес ее на ладони старикам-киргизам, как на блюде, и прокричал свое "ку-ку". Эффект получился поразительный, и старики замотали головами.    -- Джигит... о, джигит {Джигить -- молодец.}!-- бормотала старуха-киргизка, стараясь еще сильнее закутать свою голову.    Один Куку ничего не желал замечать и уже раскладывал огонь из сухих прутьев, захваченных где-то по пути. Он сидел на корточках и раздувал огонь до того, что все лицо побагровело от натуги. Сафо валялась на траве. Смятое короткое платьице не закрывало у ней голых икр, худеньких и жидких, с синеватыми жилками. Красивое личико улыбалось матери, которая никак не могла уложить под больной бок подушку.    Скоро чайник закипел, и вся компания поместилась у огня пить чай. Альфонс настолько успел отдохнуть, что прокатился по траве колесом, повернулся на одной ноге, как волчок, и так смешно сел, раздвинув ноги циркулем.    -- Фокусники...-- шептались между собой две цыганки, вытаскивая из глубины своих кошелей, вместе с кусками хлеба, оравших благим матом, совсем голых грудных ребятишек,-- оне только-что пришли из станицы.-- Вот проклятые люди, Господи, прости!..    Цыганок и киргизок больше всего интересовала "дженьгише",-- такая бледная и худая, но еще сохранившая следы недавней молодой красоты. Длинное лицо, с таким же красивым носом, как у Сафо, было окаймлено прекрасными темными волосами; темные большие глаза едва смотрели из-под загнувшихся бархатных ресниц; но губы убыли бледныя и точно обтянулись около белевших плотных зубов. Широкая фланелевая блуза с красными атласными отворотами совсем скрывала ея маленькую, изящную фигуру, о которой можно было судить по красивым рукам и маленьким щегольским ботинкам. На этом лице и в складе всей фигуры лежала такая тоска, точно Анджелика была только-что поднята из могилы. Она отрицательно покачала головой, когда Куку предложил ей ломтик колбасы, и доказала глазами на облизывавшую губы Сафо. Бедняжка так проголодалась дорогой...    По степному этикету, киргизы не приставали к фокусникам, а только наблюдали их издали, как баранов с пятью ногами, каких показывают в ярмарочных балаганах. Да и трудно было разговориться, когда в обращении было всего десять ломаных русских слов. Одна старуха-цыганка сделала попытку поворожить и с этой целью подсела к Анджелике.    -- Барыня, голубушка, а не хочешь ли, скажу я тебе всю правду истинную?..-- бормотала она, протягивая сухую, костлявую руку.-- И еще скажу тебе, моя касаточка, какая в тебе сидит злая болезнь... корешок есть, касаточка, маленький корешок...    Анджелика болезненно сморщилась и только посмотрела на Альфонса, точно просила защиты. Этот последний не заставил просить себя в другой раз и, схватив старуху-цыганку прямо за нос, показал ей, сколько может сидеть в цыганском носу очень недурных вещей. Из носа ворожеи посыпались медные пятаки, чайная ложечка, коробка шведских спичек, штопор и т. д.    -- О, проклятой человек!.. Проклятой!..-- ругала старуха, отскакивая в ужасе...    -- Шайтан...-- бормотали старики-киргизы, мотая головами.-- Проклятый шайтан!..    Наступившая ночь успокоила всех. Анджелика глухо покашливала в своей тележке, прикрывая голыя ноги Сафо своей блузой. Альфонс спал под тележкой на коврике; Куку растянулся прямо на траве. Гнилую степную речонку затянуло туманом, и где-то долго скрипел неугомонный коростель. По дороге к Чумбаши двигались телеги, и чем ближе было утро, тем больше было телег. А звездное небо так любовно и кротко светилось своими мириадами звезд, точно оно переливалось фосфорическим светом. Пахло травой, собаки во сне начинали бредить.    -- Будет работа...-- снилось Куку, и он чувствовал, как четырехпудовая гиря свистит в его могучих железных руках.