Выбрать главу

V.

   Куку шестилетним ребенком был куплен странствующим цирком и попал в выучку к вечно-пьяному клоуну, англичанину Вельсу. Это было ужасное время, и теперь, через тридцать лет, он не мог без содрогания вспомнить о той школе, которую прошел. Вельс был неумолим и вспыльчив, он растягивал и выламывал ученика, как гуттаперчевую куклу, а в случае неповиновения или лености безпощадно сек его коротким и толстым хлыстом, которым владел в совершенстве. Вся спина Куку, безроднаго мещанскаго сироты, знавшаго свое православное имя только по метрическому свидетельству, была выдублена этим хлыстом, но наука ему не далась. В физическом отношении он делал успехи, но этого было мало -- в нем не было ни тени грации, и притом Куку отличался безнадежной глупостью. Эта глупость и спасла его. Дальше клоуна он не пошел и служил в труппе возовой лошадью.    -- Проклятый медведь...-- жаловался на него Вельс своему задушевному приятелю, клоуну Фроскати.    -- А я не могу пожаловаться,-- хвастался Фроскати, не выпускавший изо рта коротенькой трубочки.-- У меня Альфонс делает чудеса.    Итальянец Фроскати рядом даже с Вельсом был зверем чистой крови, и маленький Альфонс, такая же безродная голова, как и Куку, подвергался ужасным истязаниям. В несчастном ребенке не было живого места... Все кости, кажется, были вывернуты, и он свободно сгибался в кольцо, как стальная пружина. О прыжках и кувырканьях нечего было и говорить,-- все это выделывалось в совершенстве, но Фроскати задался "выработать" из него "человека-змею" и добился своей цели. В семнадцать лет Альфонс извивался на арене, как настоящая змея, и так ужасно выворачивал спину, руки, ноги и голову, точно ему самой природой было отпущено вдвое больше сочленений, чем обыкновенным смертным. Правда, что он задыхался, на шее, как веревки, надувались синия жилы, а сердце готово было выскочить из груди, но ведь он должен был вечно улыбаться аплодировавшей публике. В дурную погоду и холод человек-змея не находил себе места от страшных колющих болей по всему телу, точно там ползали иголки. Живой характер, грим и остроумная находчивость делали его любимцем публики в каждом новом городе, куда перекочевывал их цирк.    Но этот, смешивший до слез публику акробат, когда кончалось представление, погружался в самое мрачное настроение. В нем рано слишком сказался озлобленный характер, вспыльчивость и мстительность. С учителем благодарный ученик разсчитался первым делом. Когда пьяный Фроскати скакал в деревянную бочку, Альфонс с такой дьяволеской ловкостью повернул ее, что учитель переломил обе ноги и остался на всю жизнь калекой. Но это не избавило Альфонса от его профессии: он слишком был изломан, чтобы бросить цирк. Да и куда мог итти этот человек-змея, насильно приклеенный к цирку? Остальной мир для него не существовал. От Фроскати он получил единственное наследство: коротенькую трубочку и привычку руки накладывать в карманы. Из всего персонала труппы Альфонс сошелся с одним Куку, сошелся именно потому, что этот последний был слишком глуп, добр и здоров, как вол. Богатырь подчинялся изломанному больному человеку и терпеливо выносил от него всевозможныя неприятности, делавшияся во имя дружбы. Для Альфонса безответный Куку был чем-то в роде вьючной лошади и слуги. Из всех смешных клоунских штук, требовавших мозговой работы, он едва-едва научился говорить ломаным русским языком, и Альфонс же придумал ему единственное смешное слово: ку-ку!..    Когда Альфонс был болен, Куку ухаживал за ним, как нянька, и в награду получал такие затрещины и пинки, которые вывели бы из терпенья водовозную лошадь. Но такова сила духа, вечно покоряющаго безответную плоть...    -- Я знаю, что я глуп,-- говорил иногда Куку с грустной задумчивостью,-- но не всем же быть умными.    Когда срок ученичества кончился, клоуны странствовали по России с разными цирками и ничего лучшаго не желали. Им платили хорошо, да и одной голове много ли нужно, на афишах они печатались "братьями из Португалии" и на арену выскакивали рука об руку, как настоящие братья. Так продолжалось до встречи с Анджеликой, которая явилась в цирк со своим учителем, американцем Бруксом. Как Альфонс и Куку, по происхождению она была русская и так же запродана в раннем детстве цирку и так же выступала на афишах под иностранным именем. Брукс в свое время славился, как отчаянный наездник, но он рано вывихнул ногу и перебивался около цирков в качестве профессора. Из Анджелики он задался целью выработать замечательную наездницу и возился с ней лет десять. Худой, с вечной табачной жвачкой и эксцентрическими выходками, он умел везде поставить себя особняком. Появившаяся цирковая звездочка почему-то не понравилась Альфонсу, и он с истинно-клоунской изобретательностью начал преследовать ее. Когда Анджелика проходила мимо него, Альфонс делал презрительныя гримасы, незаметно сердил лошадь, на которой она скакала, подставлял ноги и вообще старался устроить какую-нибудь неприятность. Во всех труппах своих закулисных счетов и разных интриг всегда достаточное количество, особенно когда дело идет о примадоннах. Так было и здесь. Основное ядро труппы обыкновенно складывалось родственным путем и оставалось в стороне от этих дрязг, но тем тяжелее доставалось случайным артистам, особенно женщинам. Кроме всего этого, положение новой наездницы усложнялось еще тем, что она была русская по происхождению и не имела никакой кровной защиты в цирковой иностранщине.    Однажды, когда Куку с раскрытым от восхищения ртом следил за скакавшей наездницей, Альфонс подбежал к нему и набил рот песком. Это уж выходило из всяких пределов самых смелых клоунских шуток.    -- Ты сбесился, дьявол?!-- ругался Куку, проглотивши часть песку.-- Смотри!    -- Я и смотрю, как ты смотришь дураком.    Куку смерял своего приятеля с ног до головы и быстро отвернулся. В нем произошло что-то такое, чего никогда еще он не испытывал. Этот добродушный геркулес, всегда подчинявшийся слепо изломанному другу, теперь чувствовал жажду самостоятельности. Набитый песком рот меньше всего мог служить обяснением такой перемены, нет, это было другое, именно то, что заставило в первый раз усиленно работать глупую голову цирковаго геркулеса. О, как ему теперь хотелось быть и умным, и находчивым, и смелым, и красивым! Во время антрактов, когда Анжелика шагом ездила по арене, Куку вертелся и кувыркался перед ней, как сумасшедший, посылал воздушные поцелуи и, прижимая руку к сердцу, подносил букеты из редиски. Он был очень неловок, и публика умирала от смеха: геркулес был слишком влюблен в наездницу... Встречаясь с Анджеликой вне цирка, Куку каждый раз смущался и только неловко кланялся. Анджелика не обращала на него никаког