Чирков Вадим Алексеевич Кукурузные человечки
Фантастическая повесть для детей среднего школьного врозраста
Книга первая
2006 год
Утра были прекрасны.
Сначала пел петух. Потом блеяла коза. А после козы раздавался человеческий голос:
-Пантелеева! - Это кричал художник Кубик. - Нинон! Ты готова?
-Дай собраться, Поспешай! - ворчливо отвечала Нинка. - Вот Торопа так Торопа! И куда лететь сломя голову в такую рань?
-Рассвет же уйдет! - кричал Кубик. - Все краски коровы языком слижут! Давай быстрее!
-Мне бы твои заботы, - доносилось из-за забора, где Нинка чем-то копотливо занималась. - За краски он беспокоится. Этот рассвет уйдет, другой придет. Никуда твои краски не денутся.
Кубик не то смирялся, не то входил во вкус разговора. Он, догадывался Славик, усаживался на ступеньки крыльца.
-Но ведь каждый день неповторим! - бросал Нинке художник.
-Такое выдумаешь! - откликалась та. - Дней-то впереди хоть отбавляй. А одинаковые! Как платья в магазине. Еще надоедят. Мне вот уже надоели.
-Художникам их всегда не хватает!
-А ты на ферму иди работать.
Нинка в разговоре в точности повторяла свою бабушку, Евдокимовну.
Кубик на крылечке ерзал, старенькое крыльцо под ним скрипело.
Тут, наверно, Нинка какое-то свое дело - обувание или одевание - заканчивала, потому что над обоими дворами раздавалось знакомое Евдокимовнино:
-Иисусе Христе! Чего расселся-то? Люди уже все дела посделали, а он сиднем сидит! - Так бабушка жучила, когда было надо, семилетнюю внучку, а сейчас Нинка повернула это оружие против Кубика. - Ой, восподи! - наверняка всплескивала она руками. - Да никакие слова его не берут! Неуж художники все такие?! Отвязывай козу, да пошли. Ящик-то ящик свой не забудь!
Славик окончательно просыпался и садился в постели. Выглядывал в окно. Над забором, разделяющим два двора, плыла улыбающаяся голова художника Кубика. Маленькой Нинки не было видно, но Славик знал, что она идет впереди.
Нинка была первой знакомой Славика Стрельцова в селе Егоровка. Когда они с бабушкой подходили к дому с чемоданом и двумя сумками, набитыми колбасой, сыром, консервами и прочим, Нинка выбежала навстречу, будто ждала их появления. Взяла у бабушки сумку (другую за лямку помогал нести Славик) и потащила, держа на животе.
-Надо было мне взять горбок да и и побежать на остановку-то, - проговорила она пыхтя. - Эку тяжелень сколь-знает-сколько перли.
-Что такое горбок? - спросил Славик у бабушки шепотом.
-Горбок? - Полина Андреевна ракраснелась и чемодан тащила еле-еле. - Дак ведь это коромысло. У нас его горбком называют. Слава те, господи, дошли-доехали!
Славик стал оглядываться. Он в деревне у бабушки гостил, но давно, с тех пор все изменилось.
-Узнаешь? - спросила бабушка, заметив его взгляд. - С крылечка-то, помнишь, оступился да свалился? Реву было!.. И коровы боялся - у меня тогда корова жила. Она головой от мух махнет, а ты в плач. .
-А где сейчас корова? - спросил Славик.
-Где? Да нигде. Сил-то с ней возиться у меня уже нет. А уж какая хорошая была! Меня как сестру любила.
Нинку интересовали сумки.
-А это что, бабушка? - Она ткнула в кулек сверху.
-Это? Конфеты. Возьми, угостись, отведай городских сладостей.
Нинка искоса глянула на Славика и достала конфету. Развернула, нарядную обертку спрятала в кармашек платья, откусила.
-С орешками, - сказала она, - вку-у-усная!
Вот и дом, вот и двор.
За домом был длинный серый сарай, дверь висела на одной нижней петле, за сараем - огород, над которым фонарями сияли штук пять подсолнухов, за огородом - далеко - купа деревьев. Там, вспомнил Славик, бежала узенькая, с чистой водой и песчаными берегами, речка.
Настроение до мысли о речке у Славика было, скажем честно, неважное. Дорога оказалась трудной: долгая езда в поезде, потом душный и тряский автобус. Да и двор поразил его своей дряхлостью: крыльцо разъезжалось, сарай готов был развалиться. Но стоило ему вспомнить речку с прозрачной до дна водой, в которой шныряли туда-сюда рыбки, и песчаные ласковые берега, как сразу стало легче.
-А у нас художник живет, - неизвестно кому сказала девочка. Лизнула остаток конфеты, сунула в рот. - Фамилия смешная - Кубик. Бородатый, как поп Мы с ним на итюды ходим. Я впереди иду, он за мной, а за ним коза Манька.
-Из города художник, - добавила бабушка, заметив, что внук погрустнел, оглядывая двор, - одни консервы ест. А дом-то мой, - сказала она чуть не с обидой, - хоть и старый, зато теплый, как валенок. Он и разговаривать за сто лет научился: скрип да скрип, не унывай, мол, Андреевна, мы еще поживем.
-А почему коза за ним, а не за тобой? - впервые обратился Славик к девчонке.
-Да ведь коза-то не моя, его! - Нинка наконец проглотила конфету. - Он ее на веревке тащит.
-Чья коза? - не поверил Славик.
-Художника, кого же еще!
Бабушка ступила на крыльцо, поклажу внесли в дом. Там Полина Андреевна, не передохнув, начала готовить обед, а Славику и Нинке было предложено побыть во дворе.
-А мальчишки тут есть? - спросил Славик, спустившись с крыльца и все еще прямо на девчонку не глядя.
-Есть, да все такие противные. Фулюганят, у тети Лиды цыпленка украли и на костре испекли. Дерутся, ты с ними не дружись, они тебя дразнить будут.
-За что?
-Ну... - замялась Нинка. - У тебя других штанов нет?
-Других? - Славик оглядел себя. Он был в новеньких джинсах с подтяжками и в джинсовой же жокейке с вышитой надписью Rifle. - А в чем дело?
-Ну... - снова протянула Нинка. - Ты очень уж... расфуфыренный. Они тебя знаешь как прозовут?
-Как?
-Джонни Вокер. Одного такого уже прозвали.
Здесь нужно объяснить, почему Славик оказался и в деревне, и в новеньких джинсах. В этот же день, когда он сошел с автобуса в Егоровке, его родители летели на самолете, взявшем курс на Японию. Они отправились туда в турпоездку. Ах так, сказал разобиженный Славик своим родителям два дня назад, вы, значит, в Японию, а я - в деревню? Да еще в какую-то староверческую! Хоть и к бабушке. Тогда покупайте мне новые джинсы! И не любые, а "Versace"! Да, да! Вам - Япония, мне - "Versace"!
-Есть у меня старые, - растерянно ответил на Нинкин вопрос Славик. - А они сами во что одеваются?
-Кто во что, лишь бы подранее. Мы в догонялки на дереве играем - попробуй-ка в новом! Или боремся. А воду - огород поливать - поноси-ка! Нет, в новом нельзя, - заключила Нинка, - вот ты и переоденься. Сразу тебе скажут: "Ты что, думаешь - твой город лучше?"
-Ничего я не думаю! - взъерепенился Славик. - У меня каникулы, я к бабушке приехал!
-Играть-то тебе все равно с кем-то надо будет, - рассудительно, по-взрослому даже, произнесла Нинка, - вот ты и переоденься.
-А если я не хочу? А если я так привык?
Настроение у Славика опять испортилось.Да так, что захотелось и заплакать, и уехать домой. Но дома никого не было, папа с мамой уже ходят, наверно, возле императорского дворца.
До него только сейчас дошло, какую свинью подложили ему родители, отправив в деревню. Что он будет здесь делать? Слушать бабкины разговоры да скрип избы? Они будут расхаживать по Японии, осматривать храмы, таращиться на знаменитую гору Фудзи, фотографироать налево и направо, а здесь на улицу выйти и то нельзя - назовут Джонни Уокером! Ну и пусть. Ни разу он не наденет старые брюки, а специалаьно будет ходить в новых. И ни с кем не заговорит. Нужны они ему! В догонялки на деревьях играют! Как обезьяны! Борются на траве! И игры у них наверняка прошлого века. Примитив! Да он и слова никому из них не скажет. Подумаешь, две недели! Он может хоть год молчать. И домой вернется, ничего не будет рассказывать, и слушать ничего об их дурацкой Японии не станет!
Бабушка выглянула из сеней, позвала:
-Славик, Нина! Идите в дом, обедать будем. Я на скорую руку кое-что приготовила. Нина городских кушаний отведает.