— Катастрофа? Ты имеешь в виду вынужденную посадку?
Бернард пожал плечами.
— Этого я утверждать не могу. Во всяком случае объект приземлился в Мидвиче не оттого, что здесь находится Ферма. Да, Гордон, хочу спросить тебя: почему вы — все, кто побывал под влиянием странного воздействия — убеждены, что это воздействие прекратилось?
Мы с Джанет уставились на него.
— Ну, — Сказала она, — прилетели, затем улетели, а что здесь такого?
— Просто прилетели, посидели на полянке и умчались, не оставив следов. Так, да?
— Не знаю. Но ведь никакого видимого влияния не отмечено.
— ВИДИМОГО влияния, — с нажимом повторил Бернард». — В наши дни это слово почти ни о чем не говорит, не правда ли? Вы, например, можете схватить серьезную дозу облучения, и все это без определенного видимого результата. Да вы не волнуйтесь, это я просто к примеру: что-нибудь в этом роде мы сумели бы обнаружить, все в порядке. Но что-то, безусловно, присутствует. Это «что-то» не по зубам нашим приборам. Нечто совершенно чуждое нашей природе, но способное вызвать памятное вам состояние, — назовем его «искусственный сон». Уверены вы, что никаких последствий необъяснимого состояния не окажется в будущем?
Бернард явно истолковал наше молчание как ответ, и закончил:
— Так нужно или нет следить за всем, что происходит в Мидвиче?
Джанет стала понемногу сдавать позиции:
— Вы имеете в виду, что мы или кто-то другой должен выявлять и записывать эти последствия?
— В том числе. Но мне нужна также и общая информация о Мидвиче. Я хочу быть в курсе дел, чтобы знать все обстоятельства, когда необходимо будет что-либо предпринять.
— Теперь это выглядит вполне благородной миссией.
— В каком-то смысле так оно и есть. Мне нужны регулярные доклады о состоянии умов, здоровья и нравственности в Мидвиче, тогда я могу по-отечески приглядывать за ним. И ради бога, выбросьте из головы мысли о шпионаже. Вы будете действовать в интересах Мидвича!
— А как вы думаете, Бернард, что может произойти?
— Знай я это, зачем нужны были бы наблюдатели. Но все меры предосторожности приняты. Мы не в состоянии наложить на Мидвич карантин, но зато можем наблюдать. Похоже, мне удалось добиться вашего понимания, — в его голосе прозвучал вопрос.
— Еще не знаю, — вздохнул я. — Дай нам пару дней, я позвоню тебе.
— Хорошо, — просто ответил Бернард. И разговор перешел на другую тему.
Мы с Джанет обсуждали предложение Бернарда несколько дней.
— Бернард сказал нам не все, утверждала Джанет. — У него что-то на уме, но что?
И еще:
— Думаю, Гордон, с этической стороны это будет сродни медицинскому вмешательству: нехорошо, но во блага. И еще:
— Если не мы, то кто-нибудь все равно согласится. И будет неприятно, если ему придётся приглашать кого-то со стороны.
Кого Джанет уговаривала больше, себя или меня — это еще вопрос. Но уговорила.
В итоге, зная о стратегическом пункте мисс Огл на почте, я не позвонил, а написал Бернарду, что мы принимаем его предложение и получил ответ, в котором меня просили приехать в Лондон. В письме не было и тени благодарности, одни лишь инструкции.
Следуя им, мы следили во все глаза. Но ничего достойного внимания не попадалось. Спустя две недели после Утраченного дня лишь немногое напоминало о нем. Меньшинство, обиженное тем, что интересы безопасности воспрепятствовали им попасть в газеты и пополнить ряды национальных героев, уже успокоилось, остальные были рады, что их жизнь вошла в привычную колею.
Мнения жителей Мидвича разделились во взглядах на Ферму. Одни считали, что ее загадочная деятельность имеет самое непосредственное отношение к событиям. Другие полагали, что лишь благодаря Ферме удалось избежать более серьезных последствий.
Артур Кримм, директор Фермы, снимал один из коттеджей в поместье Зеллаби. Встретив однажды своего постояльца, м-р Зеллаби в беседе с ним выразил мнение большинства жителей деревни, согласно коему Мидвич в неоплатном долгу у исследователей. Правда, при этом интерпретировал его на свой манер:
— Ваше присутствие ниспослано нам Господом. Если бы не вы, и не интересы Безопасности, Мидвич ждала бы катастрофа гораздо худшая, нежели сам Утраченный день. Наше драгоценное уединение было бы разрушено, а наша чувствительность оскорблена тремя современными фуриями — печатью, радио и телевидением. Так что можете смело рассчитывать на благодарность жителей Мидвича, чье спокойствие осталось действенным.
Мисс ПоЛи Раштон, едва ли не единственная гостья, пребывавшая тогда в Мидвиче, завершила свои каникулы у тетушки и вернулась в Лондон.
Алан Хьюг, к своему ужасу, узнал, что его задерживают на службе на несколько недель, а в довершение всего еще и отправляют на север Шотландии. Большую часть своего времени он посвящал отныне спорам с начальством, а остальная уходила на переписку с мисс Зеллаби. Миссис Гарриман, у дома которой обнаружили тело Герберта Флепа, устала упражняться в сочинении правдоподобных объяснений и находила выход из щекотливой ситуации, постоянно напоминая мужу о его давних похождениях.
Почти все остальные жили как прежде. Три недели прошло после известных событий, и все казалось уже глубоким прошлым. Даже свежие надгробия, казалось, находятся на кладбище долгие годы. Овдовевшая миссис Кренкхарт оправилась от постигшей ее утраты и была (прости ее Господь!) даже более жизнерадостной, чем раньше.
Нахлынувший водоворот событий, по сути, лишь всколыхнул вечно сонную деревушку — в третий или четвертый раз за последнее столетие.
Несколько замечаний о манере изложения рассказчика. Если бы я подавал информацию в том порядке, в каком она ко мне поступала, читателю было бы не просто разобраться в мешанине людей и событий, последствий, опережающих причины и т. п. Мне было необходимо осмыслить весь массив информации независимо от времени ее поступления. Проделав это, я расставил все события в хронологическом порядке. И уж потом вынес на суд читателя. Так что если кому покажется, будто писавшего эти строки отличает некая сверхнаблюдательность, он ошибается — это лишь следствие того, что я повествую о событиях давно минувших.
В повсеместной безмятежности, воцарившейся в Мидвиче, иногда наблюдались вспышки беспокойства.
Именно в эти дни мисс Ферелин Зеллаби в одном из писем Алану Хьюгу, своему жениху, упомянула, что ее подозрения полностью подтвердились. В каждой строке письма сквозило отчаяние. Ферелин знала, что без определенного рода действий подобный результат невозможен. Но факт остается фактом — она беременна. Сомнения, еще недавно питавшие ее надежду, после визита к доктору окончательно отпали. Поэтому не будет ли Алан столь любезен, чтобы приехать на недельку и кое-что обсудить?
7. События назревают
Кстати, позже я понял, что Алан был не первым, кто узнал о сюрпризе, уготованном Ферелин судьбой. Еще за несколько дней до того, как обратиться к Алану, она решилась поставить в известность семью. Причин было несколько. Во-первых, девушка нуждалась в объяснении факта непорочного зачатия, в которое, признаться, никогда не верила. Во-вторых, подобный шаг она считала более достойным, чем трепетное ожидание неизбежного момента, когда все само всплывет наружу.
Ферелин решила, что роль дуэньи более других к лицу Анджеле. Мама, конечно, тоже неплохо, но лучше сказать ей попозже, когда что-то будет предпринято (волновавшая Ферелин тема была одной из немногих, способных вывести маму из себя).
Как оказалось, принять решение куда легче, чем его осуществить. Утром в среду Ферелин была настроена крайне решительно. Сейчас она улучит момент, уведет куда-нибудь Анджелу и все объяснит.
К несчастью, удобный момент все не наступал. Миновала среда, за ней утро четверга, днем у Анджелы было заседание женского института, с которого она вернулась предельно уставшая. Выдалась было минутка в пятницу, но все же не совсем подходящая: отец беседовал с посетителем в саду и уже накрывали стол к чаю. То так, то эдак, но к субботе Ферелин все еще не открыла перед Анджелой своей постыдной тайны.