– Ага. Они, – буркнул тот, не поднимая взгляда. – Только не прикатили – притопали.
– А! И то дело. – Санчес оживился и зевнул. Просунул руки в рукава, поёжился. – Может, хоть сдвинется чего, в город переберёмся. Скучно здесь. Ни в карты поиграть, ни баб пощупать. Да и приодеться б не мешало, а то жалованье копится и копится, а штаны совсем протёрлись на заду. Ей-ей, я скоро буду задницей светить, как жук-светляк.
– Подрясник у монахов попроси.
– Хе-хе, шутить изволите, señor amferes, я понимаю! – добродушно захихикал Санчес (в отличие от Киппера он выспался и пребывал в наилучшем расположении духа; ссориться ему не хотелось). – Кстати, ведь и вам от их приезда будет польза.
Десятник обернулся, с подозрением нахмурил брови:
– Что? Польза? Что ещё за польза?
– Как что за польза? Будет вам теперь с кем на родном языке словечком переброситься.
– На каком родном языке?
– Да на немецком. Этот ведь палач, я слышал, тоже немец.
В ответ на это Мартин Киппер разразился длинной тирадой, в которой через слово или два чередовались scheiße, dreck и donnerwetter[33].
– Он не есть немец, – наконец сказал он. – Учился говорить, как немец, и только.
– О чём вы? Кто же он, по-вашему, если не немец?
– Какая разница? Мадьяр, арнаут или московит. Такой же, как его помощник.
– Вот как? Надо же… А я бы не заметил. – Санчес снова потянулся и зевнул. – Ну и ладно. Нам-то что? Лишь бы он своё дело знал.
– Ja, ja, – задумчиво проговорил десятник. – So… Лишь бы дело знал.
Аббат Микаэль отвернулся от окна, через которое он наблюдал за въездом в монастырь заплечных дел мастера, и поднял взгляд на брата Себастьяна.
Доминиканец ждал.
– Итак, ваш подручный прибыл.
– Alea jacta est[34], – пожал плечами инквизитор. – Негоже останавливаться на полдороге. Ваши сомнения могут повредить и ей, и вам.
– Вы уверены, что мне необходимо присутствовать?
Брат Себастьян выпростал руку из рукава рясы и провёл ладонью по толстой книге, лежащей на столе.
– Вы не хуже меня знакомы с правилами и законами, досточтимый брат Микаэль. Tres facitunt capitulum[35], а настоятель обители, в которой происходит рассмотрение дела, обязательно должен входить в тройку.
Аббат помолчал.
– Сколько лет вы состоите инквизитором, брат Себастьян?
– Восемь, аббон. Всего лишь восемь.
– Целых восемь лет, – задумчиво проговорил тот. – Францисканцы не дозволяют своим монахам служить инквизиторами больше пяти.
– Я доминиканец.
– Да, я знаю. А что насчёт Periti et Viri Boni?[36] Сколько человек вам потребуется?
– Надеюсь, хватит двадцати. Я сам позабочусь об этом. Но буду благодарен, если вы мне ещё кого-нибудь порекомендуете.
– Что ж, если так, то можете начинать. Я не возражаю. Мне поговорить с экзекутором?
Брат Себастьян склонил голову.
– Я сам с ним поговорю.
Никак
«Когда ученики готовы, появляется учитель. Не наоборот.
Талант есть талант, и ничего тут не поделать – он всегда бежит впереди осознанных желаний. Если его постоянно душить и ограничивать, он зачахнет. Если предоставить ему безграничную свободу, его погубят вседозволенность и лень. Необходимо среднее, как дереву: тому нужна каменистая почва, чтобы не изнежиться, и в то же время палый перегной, чтобы иметь необходимые для роста жирные туки.
Уже высказывал я мысль, что, если кто-то обладает силой, с коей не способен совладать, и поэтому может причинить огромный вред, необходимо как-то ограничить его в процессе обучения и воспитания. Но тогда не будет никакого роста и развития! Корни дерева нередко разрывают глиняную кадку, и я боюсь, что в данном случае «разрыв» окажется ужасен. Неконтролируемые проявления волшебного таланта присущи начинающему магу и схожи в этом смысле с ночными извержениями у мальчиков. Думаю, мой приёмный родитель тоже столкнулся с подобной проблемой. Два десятилетия спустя с ней столкнулся и я, и также не нашёл другого выхода, кроме как заставить будущего мага в ходе обучения высвобождать свою силу постепенно.
Если распрямлять согнутое дерево, оно сломается.
36
Periti et Viri Boni (букв. «эксперты и добрые люди») – группа людей, в той или иной степени игравших роль жюри в процессе обвинения. Начиная с 1264 года, после указа папы Урбана IV, инквизитору предписывалось вести все дела и выносить приговоры лишь после того, как эти люди выскажут своё мнение по делу.