– Вам обоим будет полезно побыть под присмотром, – заявил он. – Это лучше, чем оставлять вас одних, да и искать не надо в случае чего… Так, где очки-то мои? А, вот они. Ну что? Умываться, завтракать – и в город. Октавия! Ты где? Ну-ка, вылезай из шкафа! Вылезай, вылезай. Что ещё за шуточки? Ты по-прежнему не передумала и хочешь идти с нами? Порт рядом, я ещё могу договориться, чтобы тебя отвезли домой.
– Нет, пожалуйста, не надо! – побледнела та. – Я и раньше боялась, а теперь совсем боюсь! Там столько страшных дядек и тётек… Вы ведь меня не отдадите им? Ведь правда же не отдадите?
Бородач покачал головой:
– Ну что мне с ней делать, а? Ладно, не отдам. Но тогда приготовься к тому, что будешь мне помогать. Безделья я не потерплю. Город – непростое место. Если мы хотим здесь заработать, нас ждёт много работы.
– Да, конечно, господин Карабас! Что мне надо делать, господин Карабас?
– Пока хотя бы постарайся не теряться, – был ответ.
В трапезной внизу они поели, а Карл Барба ещё и освежился кружечкой пивка, после чего кукольник взгромоздил на себя полосатый тюк с ширмой, барабаном и трубой, а на долю Фрица выпало катить тачку с малым сундуком, где находились сами куклы.
Октавии доверили зонтик.
– Ну, двинулись! – скомандовал Карл-баас, оглядев напоследок маленькую процессию.
И они двинулись.
Была среда. Сияло солнце. Дети катались в пыли по улицам и переулкам, но весенний воздух был напитан ожиданием грозы. Под скрип колёсика тачки и стук деревянных башмачков Октавии они довольно долго шли по узким улочкам, провожаемые мимолётными взглядами прохожих, пока наконец не достигли рыночных рядов. Здесь был канал. На воде качались чешуя и маслянистые пятна. Рыбные прилавки, с их тошнотворным запахом, собаками и чайками, торговцами и попрошайками, а также горами очистков с липнущими потрохами, Барбу мало привлекли. Проталкиваясь сквозь толпу, бородач, Октавия и Фриц прошли их насквозь и вышли на набережную малого канала, где цирюльники пускали кровь, карнали волосы и брили бороды, а прачки за вполне приемлемую плату стирали и гладили бельё и одежду. Они миновали ряд горшечников и вскоре оказались возле праздничных лотков, где продавались сласти, копчёности, игрушки, украшения, одежда и галантерея.
– Как всё изменилось! – Карл Барба сбросил тюк на мостовую так, что зазвенела труба, вынул из кармана бороду, потом платок и вытер пот. – Однако раньше рынок был немного в другом месте. Надо будет подыскать гостиницу поближе… Фрицо! Стой, остановись. Оставь тележку. Нам потребно место, чтобы выступать, ищи свободный пятачок. Если будут ругаться и гнать, скажи, что мы заплатим, но предупреди, что будем торговаться. Я пока всё приготовлю.
Им посчастливилось – подходящее место нашлось на удивление быстро. Чуть правее, там, где два высоких дома соприкасались, Фриц обнаружил залитый солнечным светом закуток. Торговцы снедью и одеждой предпочитали тень, а фруктовые ряды находились в другой стороне. Пара нищих, в этом закутке расположившихся, затеяли скандал, но Барба угрозами и посулами умудрился их уговорить часа на два, на три освободить насиженное место, и вскоре Фриц уже стучал молотком, загоняя стойки и перекладины в пазы. Работа шла туго. На «Жанетте», пока они плыли, Барба трижды заставлял Фридриха собирать этот балаган, но теперь тому приходилось работать самостоятельно, без указаний. Он волновался.
Карл-баас тем временем надел на шею барабан, обмотался бородой, затем трубой и влез на маленький рассохшийся бочонок, очень кстати оказавшийся поблизости. Взял палочки, несколько раз ударил в барабан, проверяя, в меру ли подсохла кожа, потом оставил их и начал дуть в трубу. «Бу-у… бу-бу… бу-бууу…» – густой, тяжёлый, но при этом странно мелодичный звук поплыл над рынком и каналом, словно шлейф невесты на ветру, легко перекрывая ярмарочный шум. Мелодия была проста, две-три ноты, игрок тоже не отличался мастерством, но для привлечения внимания этого хватало. Медный раструб изрыгал басы, мастер Барба дул и дул, физиономия его налилась багрянцем. Народ начал останавливаться. Когда скопилось человек пятнадцать-двадцать, Фридрих с маленькой помощью Октавии уже собрал каркас, установил за ширмой длинную скамейку, а сверху – перекладину с крючками, к которым теперь подвешивал занавес, расписанный драконами, караколями, цветами, птичками и рыбками. Видимо, этого было уже достаточно, поскольку Барба жестом велел Фридриху заканчивать и открывать сундук, сам выдул на прощанье из трубы особенно глубокое «бу-бу», умолк и развернул её назад, чтобы удобней было говорить.