Выбрать главу

   - Не верь ему, сестра, обманет! А здесь я буду с тобой, здесь всегда будет хорошо! Он не был на Севере, помнишь?

   Девочка потупила взгляд.

   - Ты же там не был... снова обманываешь...

   - Нет. Не был, но я знаю, что там лучше! Потому и хочу туда поскорее попасть. Увидеть Родину, увидеть Север! Когда мы окажемся там, все беды, вся боль, они закончатся! Но без тебя я туда не пойду!

   Девочка в нерешительности смотрела то на Ярвага, то на двойняшку.

   - Построим дом, наш собственный, настоящий дом! Будем жить там вместе... Ты, я... И старый Лядень. Будет ворчать каждый день. Будем на реку ходить, дед говорил, у нас в Завьюнках такая речка огромная, красивая! В лесу будем гулять, грибы собирать. Познакомишься с ребятами, найдешь настоящих друзей!

   Двойняшка что-то говорила, но с каждым словом Ярвага ее голос становился все тише и тише.

   - А я... жену себе найду. Добрую, чтобы о тебе заботилась... будем твоими... ну... папой и мамой... если ты захочешь... Хочешь? Ну... быть моей дочкой?

   - Хочу!

   Девочка расплакалась и заулыбалась, а Ярваг, наконец, сумел пройти сквозь препону и крепко обнял ребенка, поднимая на руки.

   - Ты обещаешь?

   - Обещаю, кукушонок.

<p>

***</p>

   Безумная, одичавшая толпа гналась за ними по улицам города. Среди горожан шел Авиль и еще несколько священников в белых балахонах.

   - Не бойтесь, дети мои! Тень не тронет вас, пока вы служите Свету и любви! Защитим наш город от порождений Кошмара, - подбадривал Авиль.

   Дайри, домовой и Ярваг, держащий за руку девочку, петляли по узким улочкам, норовя оторваться от преследователей.

   Поначалу Ярваг терпел и бежал со всеми наравне, но со временем, из-за слабости и боли в ноге, стал сильно хромать.

   - Кеаду, торопись! Не вытрымаем мы стольки!

   - Я не могу учуять дорогу! Нужно сосредоточиться!

   Беглецов спасало то, что дайри очень хорошо знал город и вел их по самым неудобным, узким улочкам - обезумевшая толпа вытягивалась огромным неповоротливым червем.

   Захваченные нарастающим безумием горожане шипели, визжали, хохотали. Одна группа людей, не выдержав томительного ожидания, принялась избивать, кромсать и разрывать своих же единомышленников. Другая группа в хвосте "червя", перестав видеть источник своей агрессии, отделилась от остальных и слилась в жуткой, безумной оргии. Вокруг каждой из таких групп кружили, словно мотыльки, священники, насыщаясь восхитительным нектаром исходящих от горожан психических искажений.

   Но все же костяк толпы, ведомый Авилем, неустанно преследовал беглецов, подбираясь все ближе.

   Беглецы вырвались на одну из городских площадей. Посреди нее медленно двигалась навстречу истинная граница Алун Рамнар - тянущаяся от востока и до запада бесконечная полоса древней тьмы.

   - Внутрь! - указал дайри на проулок, который находился "за чертой".

   Трактирщик, девочка и домовой последовали за проводником.

   Вырвавшаяся на площадь толпа замедлилась, указывая на тьму. Некоторые сразу же бросились наутек, другие просто зароптали и остановились.

   - Вперед, ублю... дети мои, схватить их! - верещал священник. Его лицо исказилось, глаза пожелтели, на шее вздулись вены, а грудь под балахоном часто и конвульсивно дергалась.

   Толпа в нерешительности колебалась. Авиль и остальные священники зашептали слова мертвых наречий. Кожа их начала трескаться и лопаться. Под ней вздувались алые, покрытые чешуей мышцы. Вокруг стал расползаться белый свет, закрывая всю толпу.

   - Вперед!

   Резко осмелевшие и одурманенные светом горожане бросились во Тьму.

<p>

***</p>

   Карминовые тучи пронзали толстые, извивающиеся оранжевые жилы. Небо рвано вздымалось, будто пыталось судорожно дышать.

   Земля под ногами оказалась испещрена рытвинами и трещинами. Из них вытекала кипящая лава.

   Высотные здания, словно деревья под шквалом ветра, скривились и нависли над улочками, по которым двигалась четверка беглецов.

   Они немного оторвались от толпы, но слышали, как та их стремительно нагоняла.

   Очень сильно хромая, северянин ковылял последним. Невыносимо кружилась и болела голова. В теле ощущалась смертельная усталость. По звенящей боли, по обильному кровавому следу, тянущемуся от стопы, по характерному скрежетанию ноги о брусчатку, Ярваг понимал, что дела плохи.