- У тебя...гм...есть мама или папа?
Девочка, не отрываясь от тарелки, пожала плечами.
- Может быть, есть кто-то близкий, к кому ты хотела бы вернуться? Кто бы о тебе позаботился?
Девочка покачала головой.
- Беда... Совсем никого? А где ты жила, чем занималась?
Девчушка вытянула ладони и сложила их лодочкой.
- Ясно, а ты смышленая. Только молчаливая. Как тебя зовут?
Девочка подняла глаза на трактирщика, помедлила, затем тяжело вздохнула и стала говорить... Вместо речи изо рта вырвался леденящий душу полухрип-полустон.
Ярваг инстинктивно дернулся, затем переглянулся с дайри. У ребенка задрожали губы, глаза заблестели.
- Эм... Ничего страшного. Ты всего-навсего простыла! Не волнуйся.
Девочка закрыла рот рукой.
-Точно тебе говорю, простуда! А ты что себе напридумывала? Знаешь, я еще и не так хриплю, когда простываю. Мы тебя вмиг вылечим...
В уголках глаз девочки появились слезы.
- Не плачь! У меня как раз есть лекарство, оно лежит в погребе! Уверен, у тебя чудесный голосок, и совсем скоро я его услышу. Может быть, ты даже споешь мне? Как какая-нибудь птичка, соловей там или кукушка. Эх, знаешь, как поет Золотая кукушка? Я сам, правда, не слышал, но дед рассказывал, что они дивные песни поют! И ты будешь так же петь, даже лучше, когда мы тебя вылечим скоро-скоро, да, кукушонок?
Ярваг мягко погладил девочку по плечу. Ребенок слабо улыбнулся.
- Все будет хорошо, обещаю!
А затем трактир накрыла тьма.
<p>
***</p>
Ярвага будто на миг окунули с головой в ледяную воду, а затем так же резко выдернули из нее.
Трактирщик стоял посреди грязной улицы, но не мог сделать и шага, лишь смотрел, как туда-сюда сновали прохожие, стражники, ездили телеги, слуги носили паланкины.
У стены дома сидели несколько нищих, и среди них... та самая девочка. Худенькая, бледная, вся в грязи и пыли она, сложив ладони лодочкой, практически не шевелилась, а люди все ходили и ходили рядом, поднимая пыль, как правило, не замечая, но иногда подкидывая ребенку медяк.
Пространство вокруг дернулось, "моргнуло", и время будто ускорилось. Люди стали двигаться быстрее и быстрее, вплоть до того, что превратились в неразличимые шлейфы, а девочка все сидела у обочины с протянутыми руками. Когда заходило солнце, она исчезала, улицы пустели, а с рассветом ребенок появлялся вновь.
Каждый день, ближе к вечеру, от шлейфа отделялись несколько фигур. Мальчишки зим тринадцати подходили к девочке, иногда пинали ее, затем забирали деньги, оставляя немного еды взамен.
Однажды из-за спины девчушки появился худой, прихрамывающий кот. Он подкрался к стоящей справа от ребенка глиняной тарелке, на которой лежали краюха хлеба и маленькая рыбка. Кот, было, собирался ухватить рыбешку, но, увидев занесенную руку, вжался в землю, ожидая тумака. А девочка лишь потрепала его по голове и протянула рыбку. Кот боязливо принял угощение и убежал, но вскоре вернулся, уже насовсем.
Окружение снова "моргнуло", и Ярваг оказался в трактире.
Помещение освещалось настолько ярко, что резало глаза, но в центре таверны был круг тьмы, а в нем маленькая щуплая фигурка в платье.
- Она зло, она мучает нас!
Ярваг узнал голоса - это были его родители.
"Они живы!"
Голоса баюкали его и отгоняли прочь все тревоги.
- Спаси нас, сынок!
Родители стояли за его спиной, поддерживали его, обнимали его. Ярваг чувствовал их заботу и любовь.
"Наконец-то у нас все будет хорошо!"
- Убей ее! Убей!
Трактирщик посмотрел на свою руку: в ней был тесак.
- Давай, убей ее, освободи нас. Она заперла нас!
Ярваг сделал шаг к темному пятну, прихватывая тесак получше.
- Она так мучает нас! Это она во всем виновата, убей ее, убей!
Ярваг присмотрелся: в области сердца девочки зияла огромная рваная рана, внутри которой пульсировала отвратительная химера из десятков различных жил и нитей - те расползались из центра к конечностям, вздувались и извивались.
- Она тварь! Она монстр! Убей ее, дай нам выпить ее сладкую душу!
Ярваг замахнулся на девочку тесаком.
Между ребенком и трактирщиком возникло ровное голубоватое свечение, оно не было резким, напротив, казалось приятным и естественным.