– Спасибо.
Опережая Йосту, Мартин зашагал по коридору. С его точки зрения, они не много потеряли бы, если б Мельберг оставался в бассейне в Стрёмстаде. Удивительно только, как его вернули в кресло начальника отделения после фиаско в Танумсхеде чуть меньше года назад[10]. Похоже, в Гётеборге он нужен еще меньше. Это единственно возможное разумное объяснение.
– Здравствуй, Паула.
Мартин встал в дверях кабинета Паулы Моралес, а Йоста пошел дальше, к себе. У Паулы по-прежнему был самый маленький кабинет, какие обычно дают недавно поступившим сотрудникам. Но она не жаловалась и сумела навести у себя порядок, в отличие от Мартина, чей кабинет всегда выглядел как после хорошей кражи со взломом.
– Здравствуй, Мартин. Как Метте?
Мартин поморщился. Сегодня утром Метте бросилась к туалету, как только он включил кофеварку.
– Так себе. Ее рвало как теленка весь день и бо́льшую часть ночи. Если это продолжится, придется ставить капельницу.
– Вот черт… – Паула озадаченно нахмурила лоб. – Кстати, почему говорят «рвет как теленка»? Разве телята страдают рвотой?
Мартин задумался и покачал головой. У него не было ответа на этот вопрос.
– Понятия не имею. Просто так говорят.
– Поскольку мне больше нечем было заняться, я стала читать о Рольфе Стенкло, – сказала Паула. – У тебя есть что-нибудь для меня? Когда приедет Патрик?
– Скоро должен быть. Нам нужно получить список гостей, это наши потенциальные свидетели. Да и пресса уже наседает. Анника отбивается от них на ресепшне.
– Да, я слышала. Быстро они пронюхали…
– Кстати, Торнбьёрн вышел на пенсию.
– Торнбьёрн, криминалист? И как это пережил Патрик?
В последнее время Хедстрём все болезненнее воспринимал любые изменения, и это стало предметом шуток между Паулой и Мартином.
– Тяжело, полагаю. Теперь вместо Торнбьёрна женщина, относительно молодая. Фариде, кажется.
– Относительно молодая – это как? – Паула рассмеялась.
Мартин покраснел:
– Ну, лет тридцать пять – сорок.
– То есть я, по-твоему, относительно молодая?
– Д-да… ты молодая, – Мартин покраснел еще больше. – Я вот, выходит… тоже молодой.
Улыбка Паулы стала шире.
– Ты никогда не состаришься, Мартин.
Он понял, что она имела в виду – его рыжие, вечно взлохмаченные волосы и веснушки, делавшие Мартина похожим на мальчика с тюбика «Каллес кавиар»[11]. Иногда это работало на него, но чаще против, поскольку плохо сочеталось с общепринятым представлением о серьезном, авторитетном полицейском.
Засигналил мобильный – эсэмэска от Патрика. Мартин прочитал ее и поднял глаза на Паулу:
– Патрик приедет, как только переговорит с виновниками вчерашнего торжества. Это ближайшие друзья жертвы. Но он получил список гостей и переслал нам.
Паула кивнула и включила компьютер.
– Да, список уже висит у меня в почте.
– Отлично. Можешь распределить фамилии между мной, собой и Йостой? Тогда мы сможем начать.
Мартин тяжело вздохнул и направился в свой кабинет. Что там еще скажут с похмелья эти потенциальные свидетели…
Рикард Бауэр проснулся с неприятным чувством, будто забыл что-то важное. Собственно, для него это было обычное чувство, но сегодня оно переживалось особенно тяжело.
Он ощупал правую сторону кровати, где обычно спала Тильда. По какой-то необъяснимой причине Рикард бывал страшно похотлив с похмелья. Тильде ничего не нужно было делать, просто лежать – у него трещала голова и без ее резких движений.
Но ее сторона была пуста.
– Тильда?
Вместо ответа – шум воды в ванной. Она моется. Рикард снова зарылся в подушки. Воспоминания о вчерашнем вечере промелькнули и опять ускользнули из сознания. Ловить их все равно что собирать туман горстями. Рикард услышал, как Тильда вышла из ванной. Отлично. Значит, теперь она ему поможет…
– О, ты проснулся.
Все надежды рухнули, как только он услышал этот тон.
– Да… – медленно ответил Рикард, в надежде получить объяснения.
Наверное, лучше было бы и дальше оставаться в неведении, но такое состояние не может продолжаться вечно. Это все равно что знать, что за углом тебя подстерегает грабитель.
– Ты чем-то расстроена?
Тильда демонстративно вздохнула и вытерла полотенцем волосы. Она была голая. Похотливость Рикарда боролась с отупляющей тяжестью похмелья, но сигналы о том, что что-то не так, похоже, еще не достигли его члена.
– Черт возьми, что ты о себе думаешь?! Ты опозорил вчера всех нас – и себя, и меня, и родителей! Это и в самом деле очень больно, неужели ты не понимаешь? Твои родители празднуют золотую свадьбу, а ты при гостях ругаешь отца… Ты перечислил все свои обиды за эти двадцать минут! И сделал это именно сейчас, когда нам больше всего нужна помощь твоей матери. Думаешь, после этого мы можем на нее рассчитывать, да? И по чьей же милости мы увязли в этом дерьме, как ты считаешь?.. По твоей.