Волков на секунду закрыл глаза.
– Павел Петрович беседовал со мной осторожно. Суть его просьбы была такова: я должен очень аккуратно, так, чтобы никто не заметил, следить за одним дачником, художником Чуловым. Он впервые поселился в нашей деревне, снял избу у Кулаковой. Женщина – мать Валентины и Валерия, никогда раньше дом свой не сдавала. И вдруг пустила мужика с дочкой Ирой. Почему? Наверное, Чулов ей такую сумму предложил, что баба решила поступиться принципами. Моя задача была – узнать, ходит ли Константин Петрович на заброшенное кладбище. Если да, то чем там занимается. Если он будет посещать погост, то по ночам. Днем туда ходить не надо. Когда все разузнаю, следует непременно дать знать Павлу Петровичу. И за эту, на мой тогда ум, фиговую услугу я окажусь на юрфаке!
Волков усмехнулся.
– Я приготовился бодрствовать сутками, но быстро понял, что художник в темное время мирно дрыхнет. Часов в десять утра он выходит из избы, направляется в лес, доходит до старого заброшенного погоста, ставит мольберт, некоторое время сидит на камне, потом начинает бродить по кладбищу, определенно что-то ища. А я выбрал идеальное место для слежки, на высокой ели. Прибегал к ней в полдесятого, забирался наверх, и вся картина была как на ладони. Один раз устроился на «наблюдательной башне», жду Чулова, и слышу тихий голос: «Эй! Что тут делаешь?» Я чуть не свалился. Головой завертел, увидел через пару деревьев, тоже на ели… Мартышку. Глядим друг на друга, молчим. Вдруг хруст раздался. Ира палец к губам поднесла, я кивнул. В тот день Константин вновь безрезультатно по могилам лазил и, как всегда, в районе обеда ушел. Мы слезли, поговорили очень откровенно. Я ей свою историю рассказал, она о себе поведала. Разная у нас жизнь с ней, но были похожие моменты. И у меня, и у Мартышки не было родителей. Ирина жила с дедом. У меня счастливая жизнь, у Мартышки – ад. Ее старик почти не кормил, бил. Потом вдруг отправил с незнакомым Чуловым в село, сказал: «Ты дочь Константина. Если кто спрашивать начнет про отца, говори: «Папа лучше всех, самый родной». Если скажешь кому правду, что впервые его незадолго до отъезда на дачу увидела, тогда я тебя страшным людям отдам, они от тебя по кусочку каждый день отрезать станут». Этот разговор произошел в конце мая. А тридцать первого числа Иришка, как обычно, из гимназии в свое село лесом шла, и повстречался ей Павел Петрович.
Федор скрестил руки на груди.
– Он пообещал девочке стопроцентное зачисление на первый курс МГУ, на любой факультет по ее выбору, место в общежитии. Условие получения подарков – наблюдать днем за погостом, смотреть, что там Чулов ищет, ночью туда ходить ей было нельзя. Понимаете? Мартышка наблюдала в светлое время суток, я – в темное. Мы бы никогда не пересеклись, девочка четко выполняла задание. А я сообразил, что объект по ночам дрыхнет, и нарушил инструкцию… Через неделю после той беседы Чулов нашел в одном погребении чемодан. Открыл его, присвистнул, закопал на прежнем месте, быстро ушел. Мы с Ирой побежали на станцию, где висел телефон-автомат. Нас связали с Павлом Петровичем. Тот понял, что мы работали вместе, сказал: «Через семь минут поезд на Москву. На вокзале найдите туалет, стойте там. Приеду. Деньги на билеты есть?» Честно ответили, что нет, но успокоили мужчину. Мы часто в столицу зайцами катались, умели удирать от контролеров по вагонам. Но если нас ловили, то мы слезу пускали, ныли: «За мороженым поехали!» И никто нас в отделение не тянул… Встретились мы в столице. Павел Петрович велел чемодан вырыть, перепрятать не на погосте. Потом Иришка «утонет», вещи девочки на берегу обнаружатся. Тело найдут не сразу.
Волков прищурился.
– Платье и обувь на берег он мне положить велел. Я выполнил приказ, но от себя добавил брелок со змеей, который принадлежал Валерию Кулакову. Решил, пусть парень понервничает, ябеда он и врун. Когда шмотки нашли, ребята сказали, что кругляш со змеей Валерке принадлежит, он так любит пресмыкающихся, что на мочке татушку даже набил со змеюкой. А когда Кулакова в отделение вызвали, он с перепугу себе этот кусок уха отрезал – испугался, что все подумают, будто он девочку утопил. Начал глупо врать: «Да я змей до смерти боюсь! Не мой брелок. Даже слышать о пресмыкающихся не могу». Но его быстро во лжи уличили.
Федор вынул из стола пачку бумажных платков.
– Что случилось с чемоданом, который мы перепрятали? Понятия не имею. Но мы с Ирой его открыли, увидели, что в нем лежат золотые монеты в мешочках. Откуда они взялись? Ну, это отдельная история, услышали ее спустя много лет, уже когда получили диплом о высшем образовании и нас взяли на службу. Павел Петрович ни меня, ни Иришку не бросил, мы под его наблюдением жили, учились. Но перед поступлением в МГУ нам поменяли документы. Я стал Федором Волковым, Мартышку сделали…