У меня судоку-зависимость. Сейчас ведь почти всем знакома игра с девятью квадратами, в которой все дело решают концентрация и логика. Первая брошюрка с этими головоломками несколько месяцев провалялась в моей рабочей комнате, и я к ней даже не притронулась. Мне прислала ее мама, и меня подарок скорее раздосадовал, чем обрадовал. К вычислениям у меня душа не лежит, и лишь гораздо позже я заметила, что дело тут вообще не в вычислениях.
Тем не менее в каникулы на Троицу — это была моя первая экскурсионная поездка по городам в одиночестве — я прихватила эту брошюрку с собой. Решила, раз уж выпал такой случай, проверить, что же это за головоломка, пользующаяся такой популярностью, а потом с легким сердцем и выбросить ее. Но вот чудо: отупляющее время ожидания в аэропорту и в воздухе в разгадывании пронеслось так быстро, как ему и положено, — на лету.
Мое одинокое путешествие было полной неудачей, но на третий день в Будапеште я купила себе новую брошюрку с судоку — и уже не могла остановиться. Простыми задачками для начинающих я скоро стала пренебрегать, зато решать задачки средней сложности навострилась. И только самые трудные решаю не с ручкой, а с карандашом и ластиком, чтобы можно было исправить неверную цифру.
В какой-то момент я заметила, что потеряла связь с кругом моих друзей, перестала ходить на хор и на йогу, а тетрадки с классными работами все дольше и все более внушительными стопками лежат у меня на столе непроверенными. Всякую свободную минуту я хватаюсь за судоку, а газеты и иллюстрированные журналы покупаю уже не из-за содержания, а только по качеству их судоку. И мой компьютер, который раньше я использовала редко, служит мне для скачивания все новых вариаций.
Я и сама не знаю, что мне это, собственно, дает, когда я быстро и безошибочно — и все быстрее и бозошибочнее — справляюсь с заполнением пустых клеток. Чувство счастья от этого не возникает, скорее настойчивая потребность тут же приступить к следующей таблице судоку. Меня мучает совесть из-за моего нового хобби, если можно так это назвать. В принципе я его стыжусь и никому не хотела бы о нем рассказывать. Да и кому это интересно? Как учительнице словесности мне сразу приходят на ум строчки одного стихотворения:
Однажды посреди скучного и вялого урока родного языка я заметила, что один ученик без стеснения ломает голову над таблицей судоку, задумываясь над каждой цифрой. Я коварно подкралась к нему сзади и выдернула листок у него из рук. Пока класс выполнял письменное задание, я заполнила табличку до конца и после урока молча вернула ее мальчишке.
Я не сделала Мануэлю замечания, но доказала ему, что я быстрее его. Больше он на моих уроках никогда не осмеливался заполнять цифровые ряды, однако это тайное увлечение с тех пор связывало нас. Мне давно уже бросалась в глаза рассеянность этого пубертатного подростка. По большей части он безучастно сидел на своем стуле, накручивая на указательный палец прядку волос.
В учительской у нас часто сплетничают, в основном о пустяках. Например, мои коллеги-мужчины то и дело пренебрежительно отзываются о маленьких «Лолитах», как они называют между собой любительниц носить короткие майки, оголив пупок и поясницу. Скорее всего, своим язвительным осуждением они хотят затушевать собственную похотливость. Я же предпочитаю помалкивать и думать о своем.
Подростковая мода становится все раскованней, не в последнюю очередь для того, чтобы эпатировать педагогов и воспитателей. Татуировки, пирсинг, стикеры, клейма, сползающие брюки, слишком тесные, слишком просторные или слишком откровенные майки — все это прельщает не только девочек, некоторым мальчишкам тоже хочется выделиться подобным образом. Другие подростки, наоборот, ходят как начинающие банкиры или образцовые монастырские воспитанницы. В конце они все это перерастают. Я сама в школьные годы находила красивым длинное — до икр — вышитое индийское платье, но оно, к моему великому огорчению, настолько понравилось моей матери, что она купила себе такое же, отбив у меня тем самым всякую охоту его носить. Может, посоветовать этот рецепт измученным родителям: пусть татуируются и дырявят себя, как их дети, чтобы отравить им радость.
На мой взгляд, Мануэль отличается от всей своей компании, с которой тусуется на переменах. Он, почти как все, носит джинсы и кроссовки, но — если не считать сверхдлинного шарфа и маленьких круглых очков — на нем нет ничего модного и никаких нательных украшений.