— Может быть, и есть. Лунные человечки.
— Я хочу домой, — сказал Володя.
Дядя Алёша опустил его на тропинку, и они пошли рядом. Только теперь Володя вспомнил, зачем он подстерегал Длинного человека, и спросил его:
— Скажите, пожалуйста, сколько минут я живу? Мне три года и один месяц, а сколько это минут, я не знаю.
Он объяснил, зачем ему обязательно нужно знать, сколько минут он живёт на свете.
— Хм, — сказал дядя Алёша. — Сейчас подсчитаем.
Он наклонился, подобрал щепку и стал чертить на снегу цифры.
— Интересно, — сказал он и улыбнулся. — Ты живёшь два миллиона сто девяносто восемь тысяч четыреста минут. И ты бы успел разбить четыре миллиона триста девяносто шесть тысяч восемьсот чашек.
— Ой! — вскрикнул Володя и несколько раз, сперва вслух, а потом про себя, чтобы запомнить, повторил: — Четыре миллиона… тысяч… восемьсот! Это много?
— Очень много! Это была бы гора до самой луны. До свиданья, воробей!
— Почему я воробей? — спросил Володя.
— Во-первых, я тебя достал с забора. Во-вторых, ты подпрыгиваешь, когда ходишь. А в-третьих, я дяденька, который достаёт воробушков. Ведь так?
— До свиданья, дядя Алёша, — сказал Володя.
Вбежав на кухню, он крикнул:
— Бабушка! Бабушка! Четыре миллиона… тысяч… восемьсот! Вот сколько я бы успел разбить чашек, бабушка! Это много! Это была бы гора до самой луны!
— Полуночник! — сердито сказала бабушка. — Синий, замёрз — сосулька несчастная.
Она раздела его, докрасна растёрла полотенцем, а потом уложила в постель и дала чашку горячего какао.
— Пей, несчастье моё!..
Володя пил и думал: «Вот я какой! Сколько у меня имён: и Володя, и Люди добрые, и Негодник, и Невозможный мальчик, Сосулька несчастная, и ещё Воробей. И как долго я живу! И сколько чашек я бы успел разбить. Целую гору — до луны… Долго я живу. Но это ничего — жить мне не надоело».
Он заснул. Ему снились корабль под зелёным парусом, чайное море и Длинный человек.
…С тех пор Володя часто забирался на забор по сухому колючему дереву и становился великаном. Это ему нравилось.
Он сам себе рассказывал великанские сказки.
Сидел на заборе и поджидал Длинного человека… Тот жил не в их доме, но приходил почти каждый вечер. Он снимал Володю с забора и рассказывал ему разные истории.
Истории были интересные. Про зверей. У дяди Алёши было очень много знакомых зверей. Даже один знакомый слон. И не в зоопарке, а в самой настоящей Жаркой стране. Знакомые попугаи, страусы, розовые пеликаны, собаки, кошки, мыши.
А потом слышался от ворот частый топот каблучков по асфальту: тук-тук-тук… Это возвращалась после работы тётя Вера из соседней квартиры. Длинный человек сразу переставал рассказывать, а когда тётя Вера подходила ближе, говорил ей:
— Верочка, я к тебе! Можно?
И голос у него был не весёлый, а жалобный.
Тётя Вера чаще всего не отвечала, а только пожимала плечами.
И он шёл за ней ссутулившись.
А тётя Вера шагала, гордо откинув голову, не оглядываясь.
Володя её не любил, хотя она была красивая.
Однажды вечером Володя слез с забора. Хватился, а шапки на голове нет. Поглядел — шапка зацепилась за сук: висит и качается.
Володя собирался снова влезть на дерево, когда подошёл Длинный человек.
— Здравствуй, воробей!
— Здравствуйте, дядя Алёша.
Шапка покачивалась — новенькая, меховая, как пушистая почка вербы.
— Ты попроси дерево, оно и отдаст шапку, — посоветовал дядя Алёша.
— Дерево, дерево, отдай шапку! — сказал Володя. Дерево качалось на ветру, тихонько шумело ветвями, но шапки не отдавало.
— Оно говорит: «Ты попроси по-настоящему», — сказал дядя Алёша. — А то «дерево, дерево»! Ведь тебя не зовут просто — мальчик.
— Нет, меня зовут Володя, Полуночник, Несчастье моё и ещё…
— И ещё Воробей… и ещё Великан.
— Великаном меня тоже зовут? — с сомнением спросил Володя.
— Зовут… Иногда…
— Настоящим великаном?
Длинный человек не ответил. Он протянул руку и достал Володину шапку. Потом сказал:
— И дерево тоже надо называть по имени: верба, тополь, берёза, осина.
— А как имя этого дерева? — тихо спросил Володя.
— Хм… Я и сам не знаю, — сказал дядя Алёша. — Я хожу сюда уже три года — да, целых три года! — но никогда не видел на нём ни единого листочка. Должно быть, оно и само забыло своё имя. Оно сухое, мёртвое.
— Совсем-совсем мёртвое? — испуганно спросил Володя.
— Нет… Я думаю, не совсем. Видишь, просто кругом чертополох, кустарник. Придёт весна, мы с тобой окопаем его, будем поливать. Оно и оживёт… Может быть. Иногда деревья умирают, а потом оживают.