Теперь и Средний Ёж и Старший Ёж поместились на её спине.
— А мы-то как же?! — кричат бывшие людоеды. — Ни за что на свете не останемся без Ёженьки!
Вздохнула, тяжело вздохнула Рыба-Бутылка.
— Ну что ж, — говорит. — Хоть и ужасно трудно это, постараюсь ещё раздуться.
И постаралась! И раздулась!
Теперь и бывшие людоеды сидят на Рыбе-Бутылке, ногами в воде болтают: как говорится, в тесноте, да не в обиде.
— Раздуйся, раздуйся, раздуйся ещё, милая, дорогая, Рыба-Бутылка! — молит Чудовище.
Рыба-Бутылка и сама чуть не плачет — жалко. Но разве может маленькая бутылка — пусть хоть и волшебная — раздуться так, чтобы на ней поместилось Чудовище?!
Спрыгнула в последнюю секунду Ёженька на берег, обняла Чудовище, поцеловала в нос и скорее обратно.
— Пожалуйста, вперёд! — командует она. Ударила Рыба-Бутылка плавниками, пенный след остался за её хвостом.
Сидит Чудовище на берегу опустевшего Острова и сквозь слезы смотрит на океан, где только волны с белыми гребешками.
— Совсем, совсем я осталось одно... — прошептало Чудовище. — И никому, никому на свете я не нужно!..
— Как же так «совсем одно» и почему это «никому не нужно»? — пискнула Мышь, вспрыгнула на Чудовище и похлопала его по плечу лапкой. — Не горюй, с тобой я, сама Большая Слоновая Мышь. Мы ещё такое придумаем, все на свете удивятся!
Плывёт Рыба-Бутылка, торопится. Теперь она песенок не поёт — дыхания не хватает: легко ли нести на спине Ёженьку, да ещё всех воинов-ежей, да ещё всех бывших людоедов?
Нет, не легко.
Страшная буря поднялась в океане. Волны белыми своими языками слизывали звёзды, которые ближе к земле. Сто кораблей разбилось в щепки; тысяча кораблей спряталась в бухтах.
А Рыба-Бутылка плывёт без отдыха: ведь только два дня осталось до чёрного того часа, когда Злой пригрозился убить любимого их отца.
Торопится Рыба-Бутылка.
Человечки держатся за руки и поют во весь голос:
Вот уже вдали показался берег. А на берегу — город. На краю города, около дремучего леса, тот самый домик, где родилась Ёженька.
Рядом с домиком сараюшка-развалюшка. Там заперт Добрый Художник; ждёт он своего часа, а чёрствая буква «Ч» с мечом в руке стережёт его.
Сдержалась Ёженька, не стала плакать, только ещё громче запела.
Может быть, отец услышит её голос и поймёт, что дети его близко.
Рыба-Бутылка пристала к берегу. Ёженька, а за ней воины-ежи и воины — бывшие людоеды соскочили на землю.
Навстречу Нарисованным Человечкам спешила армия Бешеных букв.
Впереди буква «К»; у неё даже зубы выросли — такая она кровожадная.
— Убирайтесь, пока живы! — заорали Бешеные буквы.
— Освободите прежде нашего отца! — ответила Ёженька.
— Не освободим! — сказала свирепая буква «С». — Не уйдёте — будем воевать!
— Хорошо, будем воевать, — ответила Ёженька, а про себя подумала: «Трудно без Чудовища — ведь Бешеных букв с ядовитыми жалами в пять раз больше, чем нас!»
— В бой! Уничтожим Нарисованных Человечков! — скомандовала кровавая буква «К». Но Ёженька громко крикнула:
— Так не по-честному, не по-честному! Давайте считаться — кому начинать войну.
И буква «П», хотя и бешеная, но немного правдивая, тоже сказала:
— Да, так не по-честному. Будем считаться.
... Чудовище тем временем сидело на берегу опустевшего Острова под конфетной пальмой рядом с Большой Слоновой Мышью. Мышь знай грызёт орехи в меду, которые падают с пальмы, а Чудовище всё смотрит в дальнюю далёкую даль и тоскует.
С тех пор как Ёженька уплыла, не спит оно, не ест и вот каким стало — можно все рёбра пересчитать.
— Ума не приложу, как тебе помочь, — сказала Мышь. — Было бы ты слоном, я бы тебе посоветовала: иди по дну океана, хобот поднимешь и дыши через него. Так у тебя ведь и хобота нет — такое ты несуразное уродилось...
Пригорюнилась Мышь, а потом как пискнет:
— Ага! Придумала! — даже лапками захлопала от радости.
— Что, что ты придумала?