Когда-то давно меня учили, что на смену рабовладельческому строю древности, когда большая часть работников - это имущество, приходит средневековье. И средневековье - это время, когда свободные люди подневольно трудятся. Теперь мне кажется, что это просто усовершенствованная версия рабовладения, более рабовладельцу не надо думать о пропитании, одежде и крове для раба. Его работник - свободный человек, пусть сам себе всё достаёт. Труд ничуть не изменился. Раба стали несколько меньше урабатывать, чтобы он жил и работал подольше. Теперь забота о неспособном более к труду рабе ложилась на плечи его родственников. А от вредных мыслей крестьянина, или ремесленника всегда спасало бесправие.
Заболотная осталась за спиной, и я мог насладиться истинной пасторалью. На холмиках пасся скот, в долинках крестьяне выращивали овощи и зерно, радостные крестьяне счастливо улыбались проезжающим рыцарям. Стоило нам проехать, как лица крестьян разительно менялись. Те, кто стояли подальше от дороги, даже не думали корчить верноподданнические рожи. Их жизнь была тяжёлой, и эти защитники-грабители делали её только тяжелее. Деревни их были намного богаче, чем Заболотная, но ярмо феодализма висело и над ними тяжким грузом. Крестьяне трудились в поте лица, отдавая время и плоды своего труда феодалу в обмен на сомнительные обещания.
И всё же здешние виды были намного приятнее прежних. Дома были больше и аккуратнее, было какое-то единство облика. Я решил, что это связано с большей плотностью населения и его платёжеспособностью: при строительстве чаще пользовались услугами профессионалов в этом деле. Поля были похожи на лоскутное одеяло. Тут клочок одного крестьянина, а там другого. На этом фоне выделялась земля феодала. Крупные ровные куски лучшей земли с лучшими растениями. В средневековье не нужно иметь большого ума, чтобы держать людей под контролем, достаточно несколько раз в год объезжать свои земли.
На окраинах я замечал работников грязных профессий: кожевенников и красильщиков. Их скорее чувствуешь носом, чем замечаешь. В деревнях были отдельные мастера разных профессий, или скорее опытных в чём-то любителей. Большую часть времени, они работали в поле, как и вся деревня, занимаясь ремеслом от случая к случаю. Постепенно, поля слились в единое море зеленого, жёлтого, оранжевого, синего, пурпурного и фиолетового. Среди этого моря торчали островки отдельных рощ и лесов, но их было совсем немного. Лес стеной жался ближе к горизонту, прячась от недоброго взгляда лесоруба.
Мы поели. Рыцари ели ту же простую пищу, что и все крестьяне, только разбавляли её большим количеством вяленого мяса и запивали все водой с привкусом уксуса из кожаного бурдюка. Я тоже сгрыз свои запасы и хлебнул воды. Мяса мне не предлагали. Кони устали сильнее людей, и все попытки ускориться заканчивались безрезультатно. Мы ехали почти шагом. Рыцари решили сжалиться над животными и повели их в поводу. Денкель ругался на дурня-конюха, не давшего сменных лошадей. Мы шли, поднимая облачка желтоватой пыли.
Через час, или около того, утоптанный грунт сменился камнем. Мы снова сели верхом, и с этой высоты я увидел серое пятно города Хегль. Город рос в размерах, но из-за высокой стены я видел только крыши самых высоких зданий. Никакого посада за стенами не было. Мы проехали мимо, и у моих сопровождающих резко испортилось настроение. Я даже догадывался почему: скорее всего из-за местного аналога магдебургского права. Только усилием воли я смог не улыбнуться. Стена производила впечатление своей монументальностью: в ней было не меньше восьми метров, и она была сложена из аккуратных каменных блоков тёмно-серого цвета, скреплённых раствором. Думаю, даже для артиллерии такие стены стали бы определённой преградой.
Разминувшись с вольным городом, рыцари затянули песню. Такой унылой средневековой попсы я не ожидал. Песня была очень долгой, возможно, из тех бесконечных песен, которые иногда напевают в пути. Когда этим чувственным мужчинам с лицами головорезов надоело плакать о жизни, они спели пару песен пободрее. Мне показалось, что эти песни им просто ближе по духу: все они рассказывали о том, как круто и весело воевать. Я же рассматривал окрестности и продолжал сравнивать.
Скажу честно: результат был не в пользу графа Орла. Если земли вокруг города Хегль были в прекрасном состоянии и выглядели примерно одинаково ухоженными, то владения феодала разнились друг от друга весьма значительно. Граф забирал себе лучшие крестьянские земли, заставлял работать на них бесплатно, но не мог соперничать с городом в результатах. Для меня это стало первым знаком того, что у графа большие неприятности. Если всё пойдёт так и дальше, то город и феодал неизбежно схлестнутся в драке за нечестно нажитое. Сколько бы я не пытался, я не мог заставить себя болеть за команду графа: все мои симпатии были отданы трудолюбивым бюргерам. Сам же я был заочно зачислен в силы графа, и это не могло радовать. Надо было сбежать в город ещё несколько дней назад.