Дни с девяносто первого по девяносто шестой.
Дни с девяносто первого по девяносто шестой. (Глава слегка кривоватая, третий раз переписываю, и ещё буду)
Должно быть, я совершенно запутал своего читателя, если он не любитель архаичной металлургии. Высокие печи в своё время произвели настоящий переворот в металлургии, существенно увеличив количество производимого металла и снизив его стоимость. Применявшиеся прежде сыродутные печи создавались на один раз: печь складывали перед работой и ломали после, доставая комок шлаков и восстановленного из руды железа - крицу. Высокие печи уже не требовалось каждый раз ломать и строить заново, часть металла они плавили, превращая в плохой зашлакованный чугун, а остальное шло в дело. За сутки высокая печь давала двести-двести пятьдесят килограмм железа и стали. На Земле это привело к тому, что камень окончательно перестал быть рабочим инструментом, а производство железа на душу населения увеличилось в двадцать раз.
В этих скупых цифрах всё отличие тёмных веков от цивилизованной эпохи, разница между голодом и процветанием, нищетой и изобилием потребительской экономики. Как только от водяного колеса заработал первый молот, мир неожиданно для себя вступил в совершенно иную эру. Прокатный стан принялся крутить валки три дня спустя, окончательно закончив средневековую эпоху в Мальвикии. Высокие печи включились в работу ещё раньше, подготавливая грядущую технологическую революцию. Хегль в одночасье смог производить больше металла, чем мог переработать. Слитки железа начали расходиться во все стороны, насыщая металлом обиход.
Но и это было лишь началом. Через некоторое время мы планировали пустить в дело доменные печи, которые залили бы всё королевство дешёвым качественным чугуном и передельной сталью. Чугунное литьё для меня и сегодня означает только одно: артиллерию. Я знал, что пушки уничтожат замки вместе с феодалами, рыцарями и самим средневековьем. Но город просто не успевал. Мы отказались от создания доменных печей только из-за того, что такую прорву руды и топлива пока просто не могли достать в срок. Меня не даром интересовали нанятые городом строители: я уже видел их лесорубами и углежогами, или рудокопами. К несчастью, всё шло слишком быстро, все понимали, что встречать графа придётся только тем, что мы смогли произвести.
Пятьдесят печей работали уже второй десяток дней, исправно выдавая крицу. У нас скопилось чуть меньше сотни тонн железа. Два десятка молотов пока не успевали всё это богатство ковать. Прокатный стан мы устроили лишь один, но и его мощностей нам хватало. Вокруг главных машин работали десятки кузниц, где опытные мастера продолжали работать вручную до тех пор, пока у нас не завершился аврал. Между молотов и кузниц в кажущемся беспорядке были разбросаны пять десятков горнов для подогрева металла и науглероживания железа до стали. Все кузнечные машины, мехи печей и горнов приводились в действие от одного огромного водяного колеса. Благодаря газовому свету завод работал круглосуточно, прерываясь лишь для тушения вспыхивавших больших и малых пожаров: соседство дерева с огнём неизбежно приводило к происшествиям.
Несколько раз я оставался ночевать на заводе, заполняя дневник записями под несмолкающий шум работы. Бургомистр регулярно знакомил меня и членов городского совета с донесениями шпионов. Аристократы Болотного края словно с цепи сорвались: война позволяла им сводить счёты, наживать состояния и продвигаться по службе. Граф не скрывал от своих вассалов, что город будет разграблен. Одно это вызвало у многих острое желание поддержать законные требования Викора оружием. Несколько сглаживался энтузиазм грабителей бегством крестьян и угрозой бунта. Слухи о поражении от герцогского отряда опровергали богатые трофеи, хвастались добычей и вернувшиеся на днях отряды речного разбоя. Викор с видимым удовольствием демонстрировал мощь боевого артефакта, жалуясь только на нездоровье семьи: дети графа болели и не показывались на людях. Не забыл Викор и обо мне, на своём столе в один из дней я нашёл письмо с намёком на скорую встречу. В целом графу Орлу хватало дураков, готовых вымостить своими телами дорогу к Арнакталю, у герцога дела шли куда хуже.