— Молчать! — протрубил он, словно на поле боя. — Бросить оружие! Сдурели совсем что ли?
Но толпа ревела, требуя расправы над степняком, и все потуги воеводы остановить самосуд пропали втуне.
— Ты, воевода, не ори — не в поле! — посоветовал седовласому богатырю шепелявый мужик, сидевший за соседним столиком.
— Тоже мне, командир выискался, — поддержал его другой, взмахивая длинным выщербленным ножом словно мечом, — в дружине будешь командовать!
Лицо воеводы побагровело, вислые усы встопорщились.
— Бунтовать?! — рявкнул он. — Всех в темную засажу!
— Местов не хватит! — заорали из толпы. — Бей их, братцы!
Воевода вскочил, ногой перевернул стол и встал плечом к плечу с Чупраком, обнажив длинный меч. Пораженный печенег прошептал слова благодарности.
— Живы будем — сочтемся! — просто ответил богатырь.
Толпа напирала — в ход пошли тяжелые дубовые лавки. Против озверевшей толпы, вооруженной чем попало, длинные мечи справлялись плохо. По разбитому лицу воеводы струилась кровь, кто-то сумел зацепить его тяжелой дубовой ножкой стола. Чупраку еще раньше разбили затылок глиняной кружкой. В замкнутом пространстве корчмы у отбивающихся от толпы бойцов не было шансов на спасение. Еще чуть-чуть и их свалят с ног, похоронят под грудой тел или разорвут на мелкие кусочки. Неожиданно входная дверь распахнулась и в корчу с копьями наперевес ввалилась городская стража, вызванная перепуганным хозяином корчмы. Дружинники быстро навели порядок, повязав самых отъявленных смутьянов. Воевода отер кровь с лица, выслушал доклад вытянувшего стрункой десятника, а затем развернулся к печенегу.
— Тебя как зовут? — спросил он.
— Чупрак.
— А меня Волчьим Хвостом кличут, — представился воевода. — И чего тебя паря в такое время в Киев принесло? Родственнички твои лютуют, вот народ и волнуется!
— В дружину я хочу! — просто ответил Чупрак.
Воевода ухмыльнулся:
— Ладно, считай ты уже дружинник! Первую проверку прошел! Пока будешь в младшей, а со временем, если проявишь себя — в старшую дружину зачислю! А сейчас пойдем, здесь тебе оставаться не следует. У меня переночуешь. Хоромы, правда, не княжеские, но местечко для тебя найдется!
Глава 17
— Эй, дармоеды, подъем! — гаркнул кто-то над самым ухом Никиты, при этом больно ударив его в бок сапогом.
Никита вскочил на ноги и, ухватив обидчика за грудки, легко оторвал его от палубы. Булатная пластина на груди варяга, смялась под пальцами Кожемяки словно лист лопуха. Обидчик судорожно сучил ногами в жалкой попытке найти опору.
— Я ошибся! — просипел он испуганно.
— Значит, ошибся? — переспросил Никита.
Варяг судорожно кивнул головой.
— В следующий раз, — наставительно произнес Кожемяка, — так не ошибайся. Убить ведь могу спросонок, — сказал он, разжимая пальцы.
Забияка смачно шмякнулся задом о палубу и, не вставая, по-крабьи отполз подальше, пока не уткнулся в чьи-то ноги.
— В чём дело, Игнар! — раздался рёв за его спиной.
Берн вздрогнул и обернулся.
— Эрик, я…просто хотел…а он…
— Я все видел! — вновь рявкнул Эрик. — Убирайся с глаз моих!
Берн поднялся на ноги и мгновенно исчез, словно побитая собака. Эрик неспешно подошёл к друзьям.
— Мне жаль, что так вышло! Я терплю это ничтожество только из уважения к его отцу! Он был славным бойцом. А этот…
Эрик задохнулся от ярости.
— Не оправдывайся, старина! — просто сказал Кожемяка, хлопая ярла по плечу. — Это не твоя вина!
— Он в моей команде! — проревел варяг. — И ответственность на мне!
— Ладно, забудем! — весело отозвался Никита. — Не на того напал! Мы тоже не лаптем щи хлебаем! Правда, Морозко?
Морозко потянулся, зевая:
— А в чем дело — то?
— Ты чего, — удивился Никита, — все проспал?
Морозко утвердительно кивнул.
— Ну и ладно, — махнул рукой Кожемяка, — невелика была забава.
Он с интересом оглядел выступающие из тумана очертания какого-то побережья.