— А чего, — после некоторого молчания сказал он, не поднимая глаз, — что у трезвого на уме, у пьяного на языке.
Он поднял голову и посмотрел в темные завораживающие глаза Гермионы.
— Люба ты мне! — чуть дрожащим голосом произнес он. — Я и вправду на тебе жениться хочу! Ладу беру в свидетели — никогда и никого я не встречал прекраснее!
Щеки Гермионы заалели.
— И ты мне люб! — смущаясь произнесла она. — Только разные мы! Не быть нам вместе!
— Я все сделаю для того, чтобы мы стали неразлучны! До самого Ирия дойду!
— Ты сперва отсюда выберись! — остудил друга Морозко.
— Выберемся! И даже Ящер меня теперь не остановит!
— А при чем здесь Ящер? — вдруг спросила девушка.
— Как при чем? — не понял Кожемяка. — Он же повелитель навьего царства!
— Ящер — князь Пекла и повелитель Кощных палат. В Нави правит Велес!
— Кто? — в один голос воскликнули парни.
— Велес, — повторила Гермиона. — А вы что не знали?
— Какой же я дурак! — хлопнув себя по лбу, воскликнул Морозко. — Ведь знал же!
— Нужно его найти, — решительно сказал Кожемяка, — он поможет! Не может не помочь. Как его найти?
— Чертоги Велеса за Медным лесом, — ответила девушка, — но нам, великанам туда ходить заказано!
— Проводишь нас?
— Провожу, — согласилась девушка.
— Вот здорово! — обрадовался Никита. — Только ты обо мне не забывай — я тебя отсюда все равно заберу в светлый терем! Не место тебе в этой пещере! Клянусь Велесом!
Едва друзья появились перед Ангбродой, великанша громко расхохоталась:
— А-а-а зятек-женишок проснулся! Поцелуй маменьку в щечку! Не забоишься на трезвую-то голову? — она сверкнула жуткими клыками.
— А я и не отказываюсь! — решительно крикнул Кожемяка. — По нраву мне твоя дочь, Ангброда! Отдай её мне!
— Не для того я её растила, — рявкнула в ответ великанша, — чтобы просто так отдать первому встречному-поперечному! Каков выкуп?
— Пока никакого! Но я еще вернусь! — запальчиво ответил Кожемяка.
— Вот тогда и поговорим, — проворчала великанша. — А пока откушайте на дорожку, сынки!
До Медного леса друзья добрались на удивление быстро — проголодавшаяся Ангброда, не дождавшаяся к обеду сыновей, донесла парней на своих плечах. Лес действительно казался медным, именно такого оттенка листва преобладала в этом лесу. У границы леса великанша остановилась.
— Дальше нам нельзя! — проревела она, осторожно опуская парней на землю. — Топайте дальше сами! Авось выживите! Даже жалко с вами расставаться — смешные вы, козявки! Бывайте!
Она неспешно пошла в обратную сторону. Рядом опустилась на землю большая птица, что вновь превратилась в прекрасную девушку.
— Гермиона!
— Никита!
Двое влюбленных стояли друг против друга.
— Я обязательно вернусь за тобой, — прошептал Кожемяка.
— Я знаю, — ответила девушка.
Морозко отошел в сторонку, чтобы не мешать им, и принялся внимательно разглядывать Медный лес. В основном здесь росли хвойные деревья: ели, сосны, кедры. Но их колючки были рыжими, словно засохшими.
— Наверное, в навьем царстве не бывает живой зелени, — подумалось Морозке. — Только асфоделы. Остальное такое же неживое, как и все вокруг. Мертвое — мертвым, живое — живым. Так учил Силиверст. Эх, дед-дед, хорошо, что ты в Ирие. Здесь так мрачно!
Никита наконец распрощался с Гермионой и друзья отправились на поиски потайных чертогов Велеса. Девушка стояла у границы леса и махала им вслед, по её щекам текли горькие слезы расставания. Кожемяка постоянно оглядывался назад, пока любимую не скрыли густые заросли. Никита что-то бубнил себе под нос. Морозко прислушался.
— Я все равно её отсюда заберу! Вернусь, обязательно вернусь! — как заведенный твердил Кожемяка.
— Не горюй, Никита! — Морозко обнял друга за плечи. — Вместе мы любую беду осилим! Отсюда выберемся, рог добудем и за Гермионой вернемся! Глядишь, после всего сделанного Белоян нам пособит!
— Точно! — повеселел Никита. — А ты со мной…
— С тобой, с тобой, — опередил Морозко, — мы же друзья!
— Морозко… ты… ты… — задохнулся от нахлынувших чувств Кожемяка.
— Ладно тебе, — смутился Морозко, — ты для меня тоже самое сейчас делаешь! Рог-то добывать вместе идем!
Дурное настроение Кожемяки вмиг улетучилось, он даже начал насвистывать какую-то веселую мелодию. Они незаметно углубились в самую лесную чашу. Деревья раздались вширь, их мощные ветви заслонили черное навье небо. Толстый ковер опавших рыжих иголок глушил шаги. Тишина. Не поют птицы. Здесь все словно вымерло, застыло в тягучем безмолвии. Даже ветра нет.