— Ну, прям безобразие какое-то! — вяло выругался Добрыня, уклонившись от очередного копья. — Всяк норовит меня сегодня на пику насадить как майского жука!
— А я говорил, — сшибая противника с ног, брюзжал Дунай, — не к добру Снежок спотыкался!
Звеня металлом доспехов в зал вбежала толпа воинов и без раздумий кинулась на богатырей.
— Ничего! Разомнёмся! — «успокоил» Добрыня товарища, вынимая меч.
Устало перешагивая через обезображенные трупы, Дунай подошел к резному креслу Турберна. Демонстративно вытер о полу его кафтана окровавленную полосу металла. Турберн, боясь пошевелиться, круглыми от удивления глазами смотрел на двоих богатырей, которые только что отправили в лучший мир его личную охрану.
— Добился своего? — плюнул Дунай в лицо королю. — А ведь можно было миром все решить! Они, — он махнул головой в сторону трупов, — были отличными парнями и хорошими воями! Но супротив Добрыни, — он покачал головой, — у них не было шансов! Вот почему я присягнул Владимиру! У его стола такие витязи собрались…
Богатырь, забрызганный кровью с головы до ног, был страшен. От его громкого голоса Турберн то и дело вздрагивал. Дунай развернулся и пошел к выходу.
— Я согласен! — вдруг хрипло выкрикнул король. — Берите дочь! Владимира лучше иметь союзником!
— Ящер тебя задери! — сквозь зубы выругался Дунай.
Опраксия не заставила себя долго упрашивать: быстро собрала самое необходимое, и вот путники уже едут в сторону Киева. Старшая дочь литовского короля на удивление хорошо управлялась с лошадьми. Одетая в мужское платье она ничем не отличалась от мужчин. Сноровка была отличная, о чём Добрыня, подождав пока Опраксия отъедет подальше, и сказал Дунаю.
— А я предупреждал, что у Турберна девки оторви да выброси! Наверное в мать пошли. Турберн — трусливая лисица. Он только предками кичиться может! А мать у них знатная поляница была!
— А где она сейчас!
— Зачахла от тоски, Турберн ее никуда не отпускал, за семью замками держал! А она… — он махнул рукой.
— Зачем же такая баба за него замуж пошла?
— Добрыня, ты словно вчера родился? Конечно не пошла бы! Турберн долго ее пас, словно крылатую кобылицу. Ну и выпас наконец! Сторожил пуще глазу. Ну и зачахла она без чистого полюшка!
— Да, дела, — протянул Добрыня
— Однако дочек поднять успела, и воспитала по-своему, — продолжал Дунай. — Опраксия поспокойней будет. Да и отсюда давно вырваться хотела. Спорить она не любит: лучшей жены князю и не сыскать! А вот Настасья…, - Дунай запнулся и замолчал.
— Что, Настасья? — прищурившись, переспросил Добрыня.
— Она чистый пламень! — выдохнул Дунай. — Непокорная, своевольная… даже отец ничего с ней сделать не смог! Богатырша, каких поискать!
— Ой, паря! — беззлобно рассмеялся Добрыня. — Я гляжу, ты попался!
Дунай покраснел до самых кончиков ушей. Он пришпорил коня и умчался вслед за Опраксией.
— Эх, молодость! — подумал Добрыня, пуская Снежка галопом.
Так пролетело два дня. Боги на этот раз миловали путников, неприятности обходили их стороной. К исходу вторых суток Дунай заметил на виднокрае одинокий шатёр. Богатырь указал на него Добрыне.
— Добрыня, — преданно заглянул он в глаза побратима, — отпусти силой померяться!
— Ты чего, — помрачнел Добрыня, — приключений ищешь? Недавно ведь пел, что неприятности сыплются со всех сторон! А сейчас сам нарываешься!
— Ну, Добрыня! Отпусти, неужто сам молодым не был? Я догоню!
— Ты уже себя победителем мнишь? — поинтересовался Добрыня. — Смотри, как бы…
— Понял я, понял! — вился вокруг товарища Дунай. — Ну, можно?
— Езжай! — тяжело вздохнув, ответил Добрыня. — Только смотри у меня! — погрозил он кулаком.
Дунай развернул своего вороного, и помчался к одинокому шатру. Ярко-красное полотнище лениво полоскал слабый ветерок.
— Вот неженка, — подумал Дунай, подъезжая поближе, — под чистым небом да на земельке ему видать жестко! С таким я враз справлюсь. Мы простые, к роскоши непривычные! Вот Неистовый Святослав, с него пример брать надо — камень под головой считал роскошью для настоящего воя непозволительной! Поэтому держал всех вот здесь, — Дунай крепко сжал пальцы в кулаке. — Уважали его все и боялись! Настоящего воя должны бояться, иначе нельзя!
Так за размышлениями он не заметил, как подъехал к роскошному шатру. Дунай спешился, откинул невесомый полог и заглянул внутрь. В шатре, уткнувшись лицом в атласную подушку, спал неизвестный витязь.
— Неженка, каких поискать, — окончательно уверился в своей догадке Добрыня, — ишь кожа какая нежная да гладкая, словно у младенца! Не то что моя, обветренная дубовая шкура. Ну, пусть спит, будить не буду. А то скажет, что напал на спящего. Пусть силов наберется, они ему еще ой как понадобятся.