Какое там сдерживать, толпа словно взорвалась беснующимся штормом восторга, орков смяли, опрокинули, устремляясь к Марене в порыве восторга. Бранд уже собирался ударить по толпе, когда Моростон, ехавший в тележке, прицепленной к древону, вдруг вздулся и перегородил толпе дорогу, защелкал сердито клювом. С небес упала Лиана, щелкая клювом, грозно растопырив когти, шипя и раскидывая крылья.
Толпа замялась на мгновение, этого хватило, чтобы подоспели гвардейцы, оттеснили восторженных горожан.
— Берегите себя, не топчите друг друга! – снова воззвала Марена. – Сейчас Стордору нужен каждый живой!
Новый рев восторга, но все же толпа поумерила пыл, больше таких прорывов не случалось и кортеж Марены достиг ворот замка.
— Обошлось без погибших, Ваше Величество, - докладывал Марене один из придворных свиты, - три десятка искалеченных и еще с сотню помяли. Жрецы Ордалии, во главе с Астардом Больбусом, уже лечат их и по вашему распоряжению выдана часть зелий исцеления, взятых в запас.
— Благодарю и пригласите ко мне мастера Больбуса, когда он освободится, - распорядилась Марена.
Придворный поклонился и исчез. Марена перевела взгляд на и Бранд увидел, что глаза ее полны слез.
— Так бывает, - заметил он. – Невозможно влиять на живых, если они равнодушны к тебе.
— Да не в этом дело, дед!! - Марена прикусила губу до крови, утерла глаза рукой.
Феола даже не проснулась, продолжала похрапывать, остальные уже удалились ранее. Покои внутри замка, обставленные какой-то тяжеловесной, вычурной мебелью, стены, увешанные коврами и шкурами, словно давили на Марену. К окнам, откуда было видно город и горожан на улицах, она даже не приближалась.
— Так расскажи, - предложил он, пожимая плечами.
— Ох, дед, ну что ты за… бесчувственный такой!
— Для этого у тебя есть муж и подруга-жена, - ответил Бранд. - Или сестра-жена, как правильно?
Марена только махнула досадливо рукой, словно говоря «толку с них!» Тут, наверное, надо было что-то сказать, как-то утешить или разбудить Феолу, которая точно разбиралась лучше. Бранд уже протянул руку к спящей старушке, когда Марена заговорила.
— Они не поймут, да может и ты, дед, не поймешь. У меня изменилась профессия, я вдруг ощутила всю эту толпу, их восторг и обожание, приняла в себя и поняла, что могу приказать им и они сделают, выполнят! Даже если я прикажу им совершить что-то неправильное, они все равно сделают! Это было… ну как с Гатаром и Ираниэль, но только еще слаще, острее, мощнее, не знаю! А потом они рванули вперед, смяли охрану и я едва не крикнула им, чтобы они остановились и не трогали меня, я испугалась, так испугалась, что хотела приказать им убить друг друга! И какая-то часть меня едва не крикнула им, а теперь нашептывает, что я лишилась сильнейшего удовольствия в своей жизни! И самое страшное, дед, меня так и тянет попробовать, приказать им, увидеть, как они отдают жизнь за меня! Наверное, я чудовище и недостойна, а Грознейшая выбрала меня неправильно, сжалилась над моей бедой, тогда как я недостойна-а-а-а!!
Марена закрыла лицо руками и разрыдалась навзрыд. Бранд же смотрел на нее, думая о другой «недостойной», тоже выбранной богом – о Валланто Разлом.
— Ты упивалась властью, - сказал он Марене. – О, это сильное чувство даже без профессии Эмпата. Затягивающее и опьяняющее.
— Д-да? – всхлипнула та, не отрывая рук от лица. – Тогда мне нужно отказаться?
— Разве можешь ты?
Некоторое время комнату наполняли лишь звуки рыданий.
— Не могу, - ответила Марена.
— Ты же помнишь, как тебя предупреждали, что путь твой будет сложнее?
— Д-да.
— В том числе и из-за этого всего. Упоения властью, в твоем случае буквального.
— А что мне тогда делать?
— Как что, идти дальше по выбранному пути, - усмехнулся Бранд. – Превратить свою слабость в силу, в оружие, знать об искушениях и не поддаваться им, наращивая Веру.
— То есть я не чу-чу-чудовище? – спросила Марена после долгих всхлипов.
Бранд вспомнил, сколько раз его самого брало искушение властью, одолевало желание решить все ударом кулака и сколько раз он поддавался им, даже не думая сдерживаться, и ответил почти спокойно:
— Не более, чем любой из живых.