— Одной маниоки? А рыбы не положить?
— На рыбу у меня денег не хватит.
Женщина улыбнулась.
— Ладно уж, рыбу я тебе дам бесплатно. Просто из любви к тебе, сынок.
— Спасибо, мамаша.
— С тех пор как у вас началась забастовка, торговля совсем расстроилась, сынок, — пожаловалась женщина. — Раньше я продавала за день по четыре-пять котелков, а сейчас и трех не продаю. Но ничего, вы все равно держитесь! Ваша победа будет и нашей победой. Мы все за вас. — Женщина положила в тарелку маниоки, два кусочка рыбы и протянула ее Фараджи. — Мы бы хотели вам помочь, да дать-то вам нечего: сам знаешь, что мне тебе рассказывать, Но если кому-нибудь из ваших нечего будет есть, пусть приходят — мы накормим.
Фараджи был удивлен. Он не раз слышал, как эта женщина ругалась с грузчиками за каждый цент. Кто бы мог подумать, что у нее такое доброе сердце!
— Спасибо, мамаша. Я им передам.
Фараджи быстро поел и продолжил поиски Бакари.
— Целый день тебя ищу! — раздраженно сказал Фараджи, когда наконец нашел его.
— А я вот как раз от тебя.
— Пойдем обратно. Надо кое-что обсудить, а в штаб-квартиру сейчас нельзя. Я проходил мимо — там все полицией оцеплено.
— Делать им нечего, собакам, — зло проговорил Бакари.
Они быстро дошли до дома Фараджи.
— Так вот, нам надо решить много вопросов, — начал грузчик.
— Подожди. Дай сначала стакан воды, а то я умру от жажды.
— Муаджума! — позвал Фараджи.
— Что? — послышался голос со двора.
— Принеси нам попить! — крикнул Фараджи и продолжил: — В общем, обстоятельства таковы. Деньги, кончаются — это раз. Собрания запрещены, и мы никак не можем поддерживать связь с членами профсоюза — это два.
— Вот вода. — В комнату вошла девочка и поставила перед ними два стакана.
Бакари тяжело вздохнул и, задумавшись, почесал затылок.
— А знаешь что? — вдруг оживился он. — Завтра я на лодке уплываю в Дар-эс-Салам. Там я попрошу у наших друзей дополнительную помощь. Я думаю, они нам не откажут. Кроме того, там я отпечатаю листовки, в которых мы изложим нашу точку зрения по поводу создавшегося положения и укажем дату предстоящего митинга. Когда я вернусь, мы распространим эти листовки среди бастующих. Другого выхода я не вижу.
— Правильно. Поезжай, проси помощь, печатай листовки, а когда вернешься, мы найдем способ распространить их среди рабочих.
— Что за способ?
— Да есть один. И их получат не только наши рабочие, но и все жители города. А правительство даже не узнает, откуда они берутся. Когда ты отправляешься?
— Сегодня вечером я уезжаю из города. Из Фумбы мой приятель-рыбак перевезет меня на ту сторону в своей лодке.
— Когда ты вернешься?
— Думаю, что послезавтра утром. Если все будет нормально, я сяду на первую же попутную машину, которая идет в город. А когда вернусь, то сразу же зайду к тебе. Согласен?
— Хорошо.
— Ну, я пошел. До встречи!
— До свидания! Передавай привет нашим друзьям в Дар-эс-Саламе.
Через день утром Бакари, как и обещал, был уже у дома Фараджи. Тот еще спал, но стук в дверь разбудил его.
— Пойдем — поможешь, — коротко сказал Бакари.
Они завернули за угол, где их ждала машина, которая довезла Бакари до города. Шофер открыл багажник, и Бакари достал оттуда большую корзину, сверху прикрытую тряпкой и обвязанную веревкой. Машина уехала, а друзья отнесли корзину в дом Фараджи.
— Тяжелая, — заметил Фараджи.
— Да, это те листовки, о которых я тебе говорил. Но разговоры — потом. Устал я страшно. Два дня не спал.
— Подожди, я сейчас попрошу жену постелить тебе.
— Это лишнее. Я посплю здесь, на циновке.
— Ладно, ты пока поспи, а я схожу к Амине. Узнаю, как там у нее.
— Идешь к Амине? Тогда постой. — Бакари вынул из кармана несколько банкнотов. — Передай ей эти деньги. Скажи, что от профсоюза.
— Вот это здорово! А то я зашел к ней вчера и обнаружил, что она уже два дня ничего не ела. А здоровье у нее сейчас не очень. Ты же знаешь: она беременна, а живет впроголодь. И, как назло, я был на мели — всего три шиллинга в кармане. Ну я ей все и отдал.
— Это правильно. А теперь отнеси ей пятьдесят шиллингов.
Придя к Амине, Фараджи передал ей деньги и, не задерживаясь, отправился к рынку в Малинди. Он подошел к женщине, торговавшей горячими завтраками, и сел на скамью.
— Мамаша, дай-ка мне тарелку маниоки, два куска рыбы и чай.
Знакомая торговка обрадовалась, увидев его:
— Решил снова прийти к нам поесть?
— Да.
Женщина положила ему полную тарелку маниоки, рыбу, налила в чашку чай и поставила завтрак перед ним на стол.
— Послушай, мамаша, — вдруг прошептал ей Фараджи, — тут есть одно дело, в котором нужна твоя помощь.
— Что за дело? — Женщина подошла поближе и присела рядом с Фараджи.
Он огляделся, чтобы удостовериться, что их никто не подслушивает.
— Меня послали к тебе наши друзья, — начал он. — Ты знаешь, что правительство запретило проводить всякие митинги, но мы решили во что бы то ни стало собраться. — Фараджи сделал паузу и взглянул на женщину, которая с недоумением смотрела на него. Улыбнувшись, он продолжал: — Вот нам и понадобится твоя помощь. Твоя и твоих подруг, которые продают еду здесь, на рынке.
— Как же мы можем помочь вам, сынок?
— Значит, так. У нас есть листовки, которые нужно тайно раздать рабочим. Сами мы этого сделать не можем, потому что за нами следят. А вам сделать это будет легче.
— А как же мы будем распространять ваши листовки?
— Очень просто. Я принесу их тебе, ты раздашь их своим товаркам, и вы будете заворачивать в них еду. А рабочих предупреждайте, чтобы они внимательно читали то, что написано на оберточной бумаге.
— Эй, тетка! Перестань болтать. Лучше иди-ка сюда и дай мне чего-нибудь поесть. Подыхаю с голоду, — нетерпеливо вмешался в разговор подошедший к прилавку грузчик, по пояс голый, весь мокрый от пота.
— Ничего, подождешь! Не видишь — разговариваю с человеком, а ты знай глотку драть. На жену свою так же орешь?
— Давай жрать, я тебе сказал! Да и на кой черт мне нужна жена, которая, как ты, целыми днями чешет язык неизвестно с кем.
— А ты думаешь, я бы за тебя пошла?
— Да дай ему чего-нибудь, — сказал Фараджи. — Ты что, грузчиков не знаешь? Будет стоять здесь и ругаться.
Женщина накормила грузчика и возвратилась к Фараджи.
— Ну как, ты согласна? Сможешь нам помочь?
— Конечно, сынок. Сделаю все, как ты сказал, и подругам своим передам. Они согласятся, ты не сомневайся. Вы не думайте, мы с вами.
— Ну спасибо, мамаша. Тогда я пошел.
Придя домой, Фараджи разбудил Бакари.
— Ах, как я сладко спал, — сказал тот, потягиваясь. — А ты сходил к Амине?
— Сходил.
— Значит, дела таковы. Я виделся с нашими друзьями в Дар-эс-Саламе и получил от них две тысячи шиллингов. Больше дать они не смогли: бастуют портовые рабочие в Танге и им тоже нужны деньги.
— Ничего. То, что мы получили, — это тоже немало. Ну, на сегодня все. Листовки мы раздадим завтра. Я уже договорился. Все будет в порядке.
— Хорошо. Тогда до завтра.
— Да, вот еще что. Если встретишь кого-нибудь из наших, передай, чтобы завтра заходили на рынок, туда, где под деревьями продают еду.
— Зачем?
— Так надо.
Бакари посмотрел на Фараджи и улыбнулся.
— Хорошо, если кого увижу — предупрежу.
К вечеру город опустел и умолк. По улицам ездили только машины с полицией и солдатами.
На следующее утро Фараджи разложил поудобнее листовки в корзине, накрыл их тряпкой, накрепко завязал сверху веревкой и пошел на рынок. Он шел медленно, держа корзину на голове, опасаясь, как бы полицейский патруль не остановил его и не стал проверять. К счастью, он добрался до Малинди без приключений, но знакомой женщины на месте не оказалось. Он отошел в сторону, оглядевшись, поставил корзину на землю и стал прохаживаться по рыночной площади, поминутно бросая взгляд на свою драгоценную ношу. В семь часов начали открываться склады, засновали взад-вперед грузчики с тележками, и рынок стал оживать. Уже заняли свои места под деревьями другие торговки, а знакомой женщины все не было, и Фараджи начал беспокоиться. Наконец показалась и она, неся на голове большой котелок с дымящейся едой. За нею поспевали два ее сынишки, каждый из них тоже тащил по котелку поменьше.