Гости уехали, а Фуад все стоял и, стиснув зубы, смотрел им вслед. Он был взбешен. Увидев Киджакази, направлявшуюся с кувшином к колодцу, он вдруг почувствовал к ней острую ненависть, будто бы в ней была заключена причина революции и реформ нового правительства — словом, всех его несчастий.
— А ну, поторапливайся! Ползешь, как безногая. А потом, кто это тебя посылал за водой? Ты что, хочешь поплескаться?
— Я иду, чтобы напоить коров, — кротко ответила Киджакази.
Фуаду не за что было упрекать Киджакази — просто в этот момент не подвернулось больше никого, на ком он мог бы сорвать свою злость. Однако старая служанка, приняв его недовольство на свой счет, быстрее заковыляла к колодцу.
По радио каждый день объявляли о национализации собственности помещиков и капиталистов, о мерах по расширению внешней и внутренней торговли, а это означало, что новая власть крепнет и возврата к старому больше нет. Фуаду оставалось только ругать эту власть — сделать он ничего не мог.
Прошло много дней, прежде чем Фуад снова услышал о кооперативе. Он уже начал было подумывать, что про него забыли, как вдруг однажды к нему в дом пришли двое в поношенной одежде. «Ну вот. Снова пришли, пропади они пропадом!» — подумал он про себя, а вслух сказал, фальшиво улыбаясь гостям:
— A-а, здравствуйте, здравствуйте! Что же так долго не заходили — совсем забыли обо мне?
Молодые люди не представились, но Фуад сам понял, кто они и откуда. Не говоря ни слова, один из них достал из кармана бумагу и подал ее Фуаду. Тот пробежал ее глазами и вздрогнул, как от удара.
— Что? Вам нужен трактор?.. Ну конечно же. Берите! Берите, пожалуйста. Не беспокойтесь, машина отличная, английская!
Он подвел незнакомцев к трактору. Один из них сел за руль и завел мотор.
— Нормально! — крикнул он.
Фуад попрощался с молодыми людьми и даже немного проводил их: они ехали на тракторе, а он шел за ними пешком. Потом трактор поехал дальше, а Фуад повернул к дому. Столкнувшаяся с ним на дороге Киджакази увидела, что хозяин вне себя от гнева. Он сорвал с головы шапку, бросил ее наземь и в ярости стал топтать ногами, захлебываясь криком:
— Это же грабеж средь бела дня!
Он так кричал и ругался, что даже коровы перестали жевать траву и повернули головы на крик. Киджакази не могла взять в толк, что происходит в мире. Какие-то люди вот так запросто приходят и забирают вещи, которые являются собственностью ее хозяина.
Она остановилась возле Фуада и, сложив руки на груди, с состраданием посмотрела на него. Увидев служанку, Фуад подскочил к ней и попытался ударить ногой, но Киджакази шарахнулась в сторону, споткнулась и упала, потом, по-старчески кряхтя и охая, с усилием поднялась. А Фуад зашелся в истерике:
— Ах ты, старая кляча! Что тебе здесь нужно? У тебя что, нет работы?
В страхе Киджакази повернулась и быстро засеменила к коровнику. А Фуад пошел в гараж, где стояли его машины и тракторы. Он кричал, не переставая, как безумный:
— Ах вы, подлые воры! Ну, я вам покажу!
Фуад метался по гаражу, натыкаясь на машины.
Вот грузовик, на котором он возил гвоздику в город. Уже два месяца, как он стоит в гараже — нужно сменить задние шины.
— Нет, больше вам ничего не достанется!
Фуад решительным шагом направился в кладовку. Развязав мешок с сахаром, он отсыпал его в миску и вернулся в гараж.
— Ничего вы не получите! А если и получите, то это вам не пригодится, — приговаривал он, подходя к грузовику и открывая крышку бензобака.
Он сыпанул сахару сначала в бензобак грузовика, а потом в бензобак трактора — когда машины заведут, они сразу же выйдут из строя. Но это его не удовлетворило: он открыл мотор и оборвал контакты. Бормоча что-то бессвязное, Фуад бросился в коровник.
— Убирайся с моих глаз, проклятая старуха! — крикнул он Киджакази, и та, вся сжавшись, спотыкаясь и придерживая подол канги, чтобы не упасть, стала бочком пробираться к выходу. А Фуад схватил большую палку и начал крушить все, что попадалось ему под руку. Перепуганные коровы мычали так, будто бы в хлев забрался леопард. Стукнув палкой по голове одной из коров, он заорал:
— Чтоб вы сдохли! Тоже в кооператив вступать хотите?
Дома он упал ничком на постель и долго пролежал, тяжело дыша. Из его горла вырывались хриплые стоны и проклятия:
— О аллах, покарай их! О аллах, сделай так, чтобы они сгинули!
Утром следующего дня Фуад собрался ехать в город. Он завел машину и отправился прямо к своему приятелю Нассору, с которым давно не виделся. У его дома он притормозил и стал отчаянно сигналить. Нассор выглянул в окно.
— Одевайся, поехали!
— Куда?
— Выпить хочешь?
Не теряя ни минуты, Нассор оделся, и они поехали в бар. Там они попросили налить им что-нибудь покрепче, и Фуад начал рассказывать о своих бедах. Несмотря на раздражение, он старался говорить потише: если бы кто-нибудь услышал, что он ругает революционное правительство, ему бы не поздоровилось. Простой народ поддерживал новые порядки.
Они просидели в баре до вечера, а потом решили пойти на танцы.
— Ну, куда сейчас? — спросил Фуад.
— В «Пиплз-клаб», — ответил Нассор.
— Это где?
— На площади Мнази-Моджа.
— A-а! Ну поехали.
Когда они приехали на танцы, веселье было в самом разгаре. Фуад вошел внутрь и застыл как вкопанный: когда-то здесь развлекались только дети богачей, теперь же зал был полон людьми, которые были одеты не лучше его батраков.
— А этим что здесь надо? Нет уж, я пошел. Пусть веселятся без меня. — И Фуад решительно двинулся к выходу.
Нассор остался в клубе, а Фуад сел за руль и помчался по ночным улицам. В районе Микунгуни ему не удалось вовремя притормозить, машина врезалась в дерево, и он потерял сознание.
Киджакази не находила себе места от беспокойства. Фуад давно уже должен был вернуться, а его все не было. «Что с ним случилось?» — спрашивала она себя, ворочаясь в постели. Всю ночь она не могла сомкнуть глаз, ожидая хозяина, а потом не выдеражала и побежала к дому Мконгве.
— Что случилось, Киджакази? Почему вы пришли в такой час?
— Господин Фуад до сих пор не вернулся, и я не знаю, что и думать, — сказала Киджакази дрожащим голосом.
— А какое вам дело до Фуада? Я-то решила, что с вами что-то стряслось, а вы, оказывается, не спите только оттого, что ваш Фуад еще не вернулся?
— Просто это не в его правилах…
Однако Мконгве перебила ее:
— Знаете что, если вас привело ко мне только это, то, извините, я очень хочу спать.
Киджакази уныло поплелась к себе.
Наступило утро, а Фуад все не появлялся. Напуганная, не зная, что делать, Киджакази сидела у двери господского дома и ждала. Вдруг она вскочила: к крыльцу подъехала карета «скорой помощи». Из машины вышли люди с носилками, а на носилках она увидела Фуада.
— О аллах! О аллах! Мой бедный господин! — запричитала она. У машины стали собираться батраки. Они молча наблюдали за происходящим, не выказывая ни жалости, ни сострадания к своему хозяину, и только с удивлением поглядывали на плачущую Киджакази. А она проводила санитаров с носилками в спальню Фуада и помогла им уложить его на кровать.
— Не плачьте, мамаша, — успокоил Киджакази один из санитаров. Потом они сели в машину, и «скорая помощь» уехала.
Фуад ушиб голову и сломал правую ногу. Он два месяца провалялся в постели, и все это время Киджакази ухаживала за ним как родная мать. Нога вскоре начала срастаться, но Фуад был капризен и плаксив, как ребенок, — возможно, сказывалась травма головы.
Однажды, после того как сняли гипс, Фуад попросил Киджакази помассировать ему больную ногу, и ему очень понравилось, как она это сделала.
— С сегодняшнего дня, — сказал он удовлетворенно, — только ты будешь лечить меня. Это у тебя получается лучше, чем у любого врача. Недаром ты нянчила меня, когда я был маленьким.