Но мальчика привлекали не пейзажи Заволжья, далеко обозреваемые с колокольни, не очарование затейливых венецианских украшений самой колокольни, нет! Там были часы удивительного устройства! Они показывали движение небесных светил, изменение лунных фаз, зодиакальные знаки и каждый час оглашали окрестность удивительной музыкой. Часы эти назывались курантами[4].
Целыми днями простаивал мальчик на колокольне, пытаясь разгадать тайны удивительного механизма.
Но постичь их не мог — и страдал. Из близких ему никто не мог помочь. Кулибин тщательно принялся искать книги с описанием автоматов. Такие книги находились, но они были полушарлатанского типа и предназначались для фокусников. Наконец он наткнулся на одну серьезную книгу: Георг Крафт «Краткое руководство к познанию простых и сложных машин, сочиненное для употребления российского юношества. Переведена с немецкого языка через Василия Ададурова[5] адъюнкта при Академии Наук. В Санкт-Петербурге при императорской Академии Наук, 1738 год».
Эта книжка предназначалась для специалистов и явилась незаменимым руководством для нескольких поколений русских механиков. Ее читал и великий изобретатель парового двигателя Иван Ползунов, на ней воспитывался и Кулибин.
В этом труде впервые выделялось машиноведение как особая наука. Сперва Кулибин не понял ничего в книге, хотя и затратил на чтение уйму времени. Книгу он не понял, зато узнал, что прежде, чем ее понять, надо учиться математике, в частности знать дроби и трапеции. Тревога его возросла: он уразумел, как суров путь к наукам.
Он стал разыскивать математические книги и читать подряд всякую, какую только встречал, следил за газетой «Санкт-Петербургские ведомости», в которой помещались известия о разных изобретениях и открытиях. Эти сообщения распаляли его воображение и усиливали жажду знаний. По ночам в своей каморке он читал любимейшего Ломоносова, о чудесной судьбе которого прослышал. Может быть, размышления о ней укрепляли Кулибина в надеждах. Но книг светских было мало. Городское общество коснело в невежестве. С дворянами он не мог общаться, а попы, соприкасавшиеся с книжной ученостью, только тем и были заняты, что враждовали друг с другом из-за приходов. Епископ Сеченов (1743–1748 гг.) возродил питиримовскую идею «просвещения иногородцев», но, кроме грубого их притеснения, ничего не получилось. Замолкли в городе прежние споры со старообрядцами, имевшие место при жестоком и властном епископе Питириме[6]. Кулибин в одиночестве изливал свою юношескую тоску в виршах:
Недостаток книг толкал его деятельную натуру на путь практических дел.
Только через несколько лет одолел он Крафта с громадной для себя пользой. Эта книга да приложения к «С.-Петербургским ведомостям» были первой и серьезной вехой на пути его технического образования. Это было очень серьезное чтение, если принять во внимание, что в старообрядческих домах были книги исключительно религиозного содержания.
Следует сказать, что мельница и часы — самые характерные механизмы мануфактурного периода. «Мельницами» тогда в курсах механики называли многие машины, которые растирали вещества, пилили, дробили.
Часы интересовали всех механиков того века. В них заключался принцип автоматизма, который заманчиво было перенести на другие механизмы. Уже с детства Кулибин стихийно тянулся к часам и соорудил маленькую модель мельницы. Мельница была ему яснее. Механизм часов постичь было нелегко. Но тем упорнее он добивался разгадать его.
III
ЧАСОВЫХ ДЕЛ МАСТЕР
а восемнадцатом году жизни Кулибин впервые увидел у соседа, купца Микулина, домашние стенные часы. Часы эти были деревянные, с большими дубовыми колесами и, разумеется, с секретом. В положенное время дверцы их открывались и оттуда выскакивала кукушка. Она произносила «ку-ку!» столько раз, сколько часов показывала стрелка на циферблате.
Это была мода века — иметь часы с кукушкой или с гавкающей собачкой. Дворяне и богатые купцы стремились обзаводиться ими. Известный мемуарист XVIII века Болотов[7], который получил наследство после умершего отца и должен был распродать его, ни о чем так не горевал, как о модных часах. «Но ни которой вещи так мне не жаль, как настольных часов, бывших у отца моего. Они были особливого устроения, очень невелики и уютны и представляли собою небольшой продолговатый пьедестал, наверху которого лежал бронзовый и вызолоченный мопсик, гавкающий при всяком ударении часов и представляющий весьма хорошую и смешную фигуру. Вещица сия была такова, что мне и поныне ее жаль».
Даже просвещенные дворяне дивились этим штукам. Тем понятнее изумление Кулибина, увидевшего кукующий автомат, Кулибин умолил купца дать ему на время эти часы, чтобы постичь устройство механизма. Дома он разобрал их, изучил и тотчас же воспылал желанием сделать такие же. Никаких инструментов у него не было, и юноша решил вырезать из дерева все детали автомата карманным ножом. Можно себе представить, сколько времени потребовалось ему для вырезывания каждого колесика. Наконец детали часов были изготовлены и механизм собран. Разумеется, часы не пошли. Откуда могла явиться точность, нужная автомату, при таком инструменте, как нож? Тут юный изобретатель понял, что нужны инструменты, которых он даже не видел, но о которых мечтал страстно. И вот подвернулся случай.
Как человека грамотного и честного, городская ратуша[8] послала его в Москву поверенным по судебному делу. Нижегородские купцы упорно добивались перевода расположенной под городом знаменитой Макарьевской ярмарки в самый город. Они давно хлопотали об этом и отправили прошение в столицу, откуда бумаги пересланы были в Москву. Узнать результаты тяжбы и был послан Кулибин.
В Москве любознательный юноша жадно искал вывески часовщиков, останавливался перед каждой мастерской и с бьющимся сердцем приникал к окнам. На Никольской улице у часовщика Лобкова он увидел знакомый автомат. Вдруг у часов распахнулась дверца, оттуда выскочила кукушка, прокуковала, сколько ей полагалось, и опять спряталась. Не в силах превозмочь искушения, Кулибин вошел в мастерскую, смущенно выразил свое восхищение перед изделием рук человеческих и рассказал о необоримой своей страсти к мастерству механиков.
Лобков был добродушный и отзывчивый человек. Он раскрыл Кулибину секрет устройства часового механизма и даже позволил бывать у себя. Все свободное от дел время Кулибин проводил у часовщика, с затаенным жадным любопытством следя за каждым движением мастера. Через несколько дней он постиг тайну этого ремесла. Теперь он высказал робкое желание приобрести такие же инструменты. Часовщик рассказал ему, как они дороги. Тогда Кулибин спросил, нет ли у мастера инструментов поломанных и выброшенных. У часовщика такие инструменты нашлись, и он уступил их по дешевой цене Кулибину.
Домой изобретатель ехал счастливым обладателем резальной машины, лучкового токарного станка, сверла и зубил. По приезде он тотчас же исправил инструменты и принялся за работу.
Сперва он сделал деревянные часы с кукушкою, как у соседа, но «прорезая зубцы сбоку особливым образом». Часы эти пошли, и кукушка делала, что ей полагалось делать. Прошел слух по городу, что посадский человек Кулибин научился «хитрому рукомеслу». Оно считалось доступным только «немцам». Кулибин посчитал своевременным открыть мастерскую.
Вырезывать каждое колесико на станке — это была мучительная и неблагодарная работа, отнимавшая бездну времени. Он начал изготовлять модели деталей, а отливать их отдавал литейщикам. С этих пор он перешел на изготовление медных часов.
Таким образом, в Нижнем Новгороде появился первый квалифицированный русский часовщик. Именитые горожане стали заказывать ему медные часы и непременно с кукушкой. Изготовление таких часов давало Кулибину немалую выгоду, но его интересовала не нажива, а мастерство. Он хотел постичь всё его секреты и перешел на починку карманных часов.
4
Курантами назывались башенные часы с набором колоколов, настроенных по диатонической и хроматической гамме, то есть в последовательности тонов (звуков) в порядке постепенного повышения или понижения. Такой набор имел специальный механизм, который, будучи заведенным, вызывал автоматически в надлежащее время перезвон колоколов на весь посад.
Куранты вывез Петр I из Голландии. По его распоряжению их установили сперва на Исаакиевском соборе и в Петропавловской крепости. Позднее куранты поставили в разных городах (в том числе в Нижнем Новгороде) и на башне Московского Кремля. Они возвещают нам каждую полночь конец суток.
5
Ададуров, Василий Евдокимович — математик, член Академии Наук. Преподавал русский язык Екатерине II по приезде ее в Россию. О нем писал английский посол, что в России «не видел еще ни одного до такой степени образованного, как Ададуров. Это человек умный, развитой, с приятным обращением — одним словом, русский, соизволивший потрудиться несколько, чтобы приобрести надлежащее образование». Первая книга по механике, которую прочитал и не понял Кулибин, будучи еще мальчиком, но которая потрясла его до основания, вселив в него догадку о скрытых глубинах знания, было немецкое руководство Крафта в переводе Ададурова, тогда еще адъюнкта при Академии Наук.
6
Питирим (1665–1738) — нижегородский епископ, известный гонениями на раскольников и жестокими приемами «обращения в православную веру» чувашей, мордвы и марийцев. См. о нем роман В. Костылева «Питирим» (Горьковское издательство, 1937 г.)
7
Болотов, Андрей Тимофеевич (1738–1833) — русский писатель из мелких помещиков, автор огромного количества сочинений на всевозможные темы. Прославился своими мемуарами «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им для своих потомков», изданными приложением к «Русской старине» в 1871–1873 гг. (есть советское издание Академии в трех томах под редакцией А. В. Луначарского). Мемуары эти занимают исключительное место в русской мемуарной литературе, являясь драгоценным источником для изучения частного и общественного быта провинциальных помещиков XVIII века.
8
Ратуша — городская дума в XVIII веке. Ратуша учреждена Петром в 1699 году для управления торговым и посадским людом.