Эти часы, которые до сих пор поражают техников сложностью механизма и свидетельствуют об изумительном терпении и искусстве изобретателя, «ото всех прочих преимущественно отличались тем, что стрелка сама собою, без всякого ручного пособия, переходит с последнего на первое число каждого месяца, и в три обыкновенных года, в феврале по 28-е, а в четвертый, високосный, 29 дней означает все само собою. Это заставляет думать, что в часах Волоскова есть одно колесо, обращающееся около своей оси в течение четырех лет только один раз. Какая медленность и точность в движении!»
Глинка добавляет, что Волосков «…был еще искусным оптиком и астрономом. Мы сами видели у него зрительные трубы его работы, из которых одна имеет семифутовую длину. „Вот в эту трубу, — говорила добродушная вдова Волоскова, — покойный муж смотрел на луну и рассказывал, что в ней видны какие-то горы и моря; а в эту трубу из темных погребов глядел он на солнце, отчего под старость лишился одного глаза“»[14].
Глинка видел его библиотеку: «Она состоит по большей части из механических, химических, астрономических и прочих ученых книг. Духовные творения занимают также несколько полок»[15].
Волосков умер в нищете, забытый современниками, не признанный властями, умер в унынии, не зная, как и где приложить к делу свои огромные способности, а под конец даже велел убрать с глаз долой свои часы; остаток дней он растратил в богословских спорах со старообрядцами.
Надо помнить, что Глинка был человеком очень далеким от вопросов изобретательства и техники. Он описал лишь то, мимо чего нельзя было пройти. А сколько замечательных изобретателей и натуралистов не попали на страницы его «Записок»!
Выдающийся историк А. П. Щапов (1830–1876) в следующих выражениях охарактеризовал судьбу этих «тружеников знания и своеобразных самостоятельных изобретений» в условиях царской, крепостной России, осторожно называя правительство и господствующие классы «обществом»:
«Никто не может отрицать той истины, что молодое рабочее поколение — податное и крепостное, воспитанное и закаленное в труде, привычное и склонное к устойчивой напряженной работе, способно вносить и в среду умственной деятельности энергию рабочей силы и труда, способно ломоносовски работать для науки. Эта истина доказывается даже тем фактом народной истории, что, несмотря на все гнетущие обстоятельства, исторические, социально-юридические, экономические и т. п., из массы молодых поколений податного и крепостного народа всегда являлись так называемые самородки или самоучки-механики, химики, физики, техники, астрономы — беспомощные труженики знания и своеобразных самостоятельных изобретений — Кулибины, Волосковы, Соболевы, Сухановы, Гребенщиковы, Чистяковы и другие… За них на обществе лежит грех убийства полезнейших талантов»[16].
В ряду этих «полезнейших талантов» Кулибин по справедливости занимает одно из самых первых и выдающихся мест.
Но его изобретения постигла та же судьба, что и изобретения многих других наших «самородков».
I
Нижний Новгород — родина Кулибина
Во второй половине XVIII века Нижний Новгород был крупным торговым и промышленным центром страны. Нижний держал в своих руках торговлю с Астраханью и Петербургом. Огромные водные артерии России — Волга и Ока — проносили бесчисленные суда с товарами. В Рыбинск шли расшивы с хлебом, в Астрахань — суда с пестрядью, канатами, парусиной, сплавлялся лес.
Для судов требовались канаты. В городе было больше десятка канатных и прядильных мануфактур. По ним назывались улицы: Прядильная, Канатная. Вольнонаемные рабочие выделывали канаты и веревки для казенных и частновладельческих речных и мореходных судов. Кроме канатных мануфактур, помещавшихся в верхней части города, за Ильинской решеткой, тянулись толоконные, солодовые, гончарные и кирпичные заводы.
В долине, где теперь проходит улица Максима Горького, находилась ткацкая для выработки полотен.
Особое место занимал город в торговле солью, которою снабжал почти всю страну. Монополистами соляных промыслов — Перми Великой — были знаменитые купцы-промышленники Строгановы, получившие от Петра титул баронов. Они владели многими угодьями в Московской, Вологодской, Нижегородской, Пермской губерниях, а также в самом Нижнем Новгороде. Им принадлежало село Гордеевка, теперь часть города. По берегу Волги в городе тянулись их «соляные амбары». Поэтому государственная «соляная контора» тоже находилась тогда в Нижнем.
16
Щапов, А. П., Исторические условия интеллектуального развития в России Собр. соч., т. II, стр. 552. СПБ, изд. Пирожкова, 1906 г.