- Это ты, Маша?
- Я, Петруша!
- Я не верю сам себе - это ты, моя ненаглядная! Что с тобою? Ты плачешь?
- Грустно мне, Петруша: они пляшут, веселятся, а мне грустно, грустно... так и хочется заплакать... да все хочется говорить с тобою: кажется, все и отляжет от сердца от твоих речей. Как я люблю тебя, Петруша! Смейся надо мною, а я давно хотела тебе сказать это...
Петруша отвечал длинным поцелуем.
- Ах, Петруша, как ты хорош! Я сегодня все на тебя смотрела, пока начали надо мною смеяться. Дунька такая злая! "Посмотрите,- говорит,- Марья Ивановна и на панов не смотрит, как в танцах прохлаждаются, да все на Петрушку, и глаз с него не спустит". А я себе думаю: Петрушка стоит того, и нарочно хотела на тебя поглядеть, да так стало совестно; ушла в девичью и оттуда в щелку все на тебя смотрела. Ты лучше всех!
- Я давно люблю тебя, да сказать боялся: ты такая быстрая, кажется, сразу на смех и подымешь.
- Грех тебе говорить это, Петруша, не бойся меня, что я быстрая! Сова тиха, да птиц душит, а ласточка целый день летает да щебечет, только хвалит бога, зла никому не делает. Скажи мне еще раз, что ты меня любишь, мне так весело слушать... от радости, кажется, не доживу до утра.
- Люблю, люблю, моя радость!.. а я все не верил, что ты меня любишь, хоть Филька и божился...- Вздумаю было тебе сказать так что-нибудь стороною, да вспомню, как ты насмеялась над приказчиком, и язык онемеет.
- Бог с тобою! То приказчик, седой дурень, а то ты - мой ясочка, с тобой и жить и умереть готова...
- Послушай, завтра же, если хочешь, я скажу своему барину, нас перевенчают - и будем жить счастливо.
- Делай как знаешь, мой голубь сизый.
Тут музыка перестала играть; в сенях раздался звонкий поцелуй. Маша выбежала из сеней в сад, а Петрушка тихо вошел в переднюю.
Дня через два Петрушка сказал Маше, что Макар Петрович не соглашается теперь его сватать: скажут, дескать, что нарочно женил Чурбинского, чтобы через него отнять у Фернамбуковых ученую девушку; а ты, говорит, молод, и она молода, потерпите до осени - это менее года; тогда я сам буду сватом; если не согласятся господа ее выдать, я им заплачу, что они захотят.
- Как не согласятся!- отвечала Маша.- Ведь ты сам говорил, что у Чурбинского ни кола, ни двора, а твой барин женил его на такой богатой невесте; да и на что я им? Нет, не станут противиться, будем ждать да молиться богу.
- Будем,- отвечал Петрушка.- А не скоро придет эта осень!.. Зима, весна, лето... а там уже осень!
Я очень люблю начало осени, особливо на Украине. Томительный жар лета сменяется прохладою; природа наградила труды людей своими дарами: везде довольство, везде веселые лица. Едешь полем: и направо, и налево от дороги длинным строем вытягиваются копны хлеба; в стороне где-нибудь краснеет запоздалая нива гречихи; тяжелые, черные грозди ее, как виноград, клонятся к земле на ветвистых, пурпурных стеблях... Вечереет. Крикливые стада журавлей пируют на полях, вереницы уток шумят над головою... Перед вами вьется в чистом воздухе легкий дымок. Вы подъезжаете к куреню баштанника (так у нас называют стариков, которые смотрят над бахчею); старичок разложил огонь перед своим шалашом и варит к ужину кашу. Пламя с треском обхватывает ветви степного ракитника, голубоватый дым тонкою струйкою вьется кверху и исчезает в воздухе; против старика сидит его внук, ребенок лет десяти; он разбил арбуз, чуть не в себя ростом, рвет руками его сочное, алое, сахаристое мясо, ест и хохочет от удовольствия; за шалашом лежит косматая серая собака и весьма пристально рассматривает летающего вечернего жука; далее куча арбузов и дынь... И эта тихая картина облита ярким золотом заходящего солнца. По дороге вы обгоняете возы, нагруженные тяжелыми снопами; в деревне из-за хат выглядывают золотые стоги, как залог благоденствия многих людей; в садах целые семейства собирают яблоки, груши и бергамоты; на вас веет благоухание душистых плодов; вы слышите в саду хохот и песни девушек... хороша, богата природа! Невольно снимешь шапку и от души перекрестишься! Стоит ли человек прекрасных даров божьих?
Кроме того, осень - время свадеб; поселяне, кончив уборку хлеба, хотят отдохнуть, повеселиться. А где же лучше попировать, как не на свадьбе? Старосты, перевязанные через плечо поясами, начинают ходить по улицам. Не одна пара черных девичьих глаз высматривает их, жданных гостей; не одна роскошная, полная грудь дрожит от страха и сомнения: "любый" или "нелюб" шлет к ней сватов?..
Август приближался к концу. В селении Медведева из улицы в улицу ходили толпы свадебных гостей, с музыкою, с песнями, с красными знаменами...
Петрушка загрустил... От рокового дня охоты на озерах Чурбинского он раза два видел Машу в церкви; но Маша так печально говорила ему: "Чует мое сердце, что не бывать нам счастливыми - наш барин готов съесть вашего барина, не отдаст он меня за тебя". Петрушка утешал ее, как мог, но в душе и сам чего-то боялся. Он даже боялся напомнить барину об его обещании, грустил, скучал и слег в постель.
Медведев, узнав о причине болезни Петрушки, написал к Чурбинскому письмо, предлагая за Машу тысячу рублей или более, если Юлиан Астафьевич будет согласен, и в ответ получил на лоскутке бумаги четыре слова: "Ничего не хочу, не бывать этому".
Оправился от болезни Петрушка или нет, бог его знает, только он встал с постели, взял ружье и пошел на охоту; подошел к реке и побрел тихими шагами берегом прямо к деревне Чурбинского.
Утреннее солнце светило ярко, стада дичи, подымаясь с реки, кружили над головою Петрушки - он ничего не видел, ничего не слышал. Вот и деревня Чурбинского, вот и роща над рекою; по реке плавает большое стадо свойских уток; на берегу, под кустом, сидит босоногая девка в лохмотьях. Петрушка смотрит и не видит - идет далее.
- Петрушка!- закричал кто-то позади его. Бедняк вдруг очнулся, будто тяжелый сон слетел с глаз его. "Кажется, голос Маши",- подумал он и начал осматриваться. Девка в лохмотьях стояла перед ним - это была Маша.
Ружье выпало из рук Петрушки.
- Ты ли это?- прошептал он.
- Я, мой милый, ненаглядный,- отвечала Маша, обнимая его,- а ты и не узнал меня... Неужели платье так переменило меня?.. А я все та же, так же люблю тебя; чем они злее, тем больше я люблю тебя, пусть они... бог с ними... Ты был болен, мой голубчик; я все слышала, а меня и болезнь не берет...- Рыдания заглушили голос Маши.
- Успокойся, моя рыбка... Сядем, да расскажи мне, что у вас такое делается и отчего ты такая простоволосая?..
- Ох, много я вынесла! Была бы я давно рыбою, бросилась бы в самую быстрину, если б не хотела хоть еще раз увидеть тебя...
Маша обняла Петрушку, склонилась головою к нему на грудь и тихо плакала.
- Бог с тобою, моя горлица, успокойся: все будет хорошо...
Маша покачала головою.
- Садись вот здесь,- продолжал Петрушка,- здесь будет покойнее... Господи! Ты босая!.. Теперь холодна осенняя роса, холоден мокрый речной песок... возьми мою шапку, положи в нее свои ножки, пусть отогреются...