Все упомянутые меры по созданию и укреплению войска подготовили успех Куликовской битвы, в которой, повторяя слова летописца, «не толико силою, елико мудростию воеваше». Эта битва потребовала величайшего напряжения народных сил и в свете общерусской последовательной подготовки к решающей схватке с главным врагом не являлась случайной.
Два плана
Растущая самостоятельность Руси и ее открытое неподчинение Орде вызвали в 1380 г. поход монголо-татар на Москву. Поход замышлялся как крупнейшая карательная операция. Он предусматривал уничтожение русского войска, захват и разграбление Москвы и других городов. Среди целей ордынцев было отмщение за поражение на р. Боже и принуждение московских властей к выплатам дани, какой она была при хане Джанибеке (1342–1357 гг.). По словам Сказания о Мамаевом побоище, Мамай в ожидании военных действий отдал приказ не сеять хлеб, «будите готовы на русскыа хлебы». Здесь характерный пример того, как золотоордынская аристократия из-за стремления к агрессивным войнам тормозила социальное и экономическое развитие не только подвластных народов, но и своих частью оседлых земледельческих племен. В целом военные планы ордынцев были для них шаблонны: грабеж, захват добычи, убийства, погром областей. Подготовляя свою акцию, Мамай заручился поддержкой литовского князя Ягайло Ольгердовича и рязанского — Олега Ивановича.
Кроме ордынской конницы в армию Мамая входили бесермены (камские булгары), армяне, фряги (крымские итальянцы), черкасы (черкесы), ясы (осетины), буртасы. К оружию были созваны, очевидно, основные силы Мамаевой орды, включавшие, по сообщению Задонщины, девять орд и 70 князей. К ним примкнули и наемники, набранные среди народов Поволжья, Северного Кавказа и Крыма. Над Северо-Восточной Русью нависла реальная угроза разгрома, как это периодически осуществлялось монголо-татарами в Восточной Европе со времен Неврюевой (в 1253 г.) и Дюденевой рати (1293 г.). Ставилось под удар все, чего достигли низовские княжества в течение нескольких десятилетии. Московское правительство пыталось предотвратить войну мирным путем. Однако начатые переговоры после отказа Москвы повысить «ордынский выход» были прерваны.
Сообщение о выступлении ордынцев достигло Москвы в конце июля — начале августа 1380 г.[86] Сразу же был объявлен сбор войска, а 5 августа разосланы грамоты «по все люди». Эти грамоты, содержавшие, очевидно, ссылку на союзные обязательства, были направлены и удельным князьям, и независимым федератам. Рати должны были сойтись в Коломне 15 августа; следовательно, на сбор войска отводилось не менее 10 дней[87]. Русское командование в тот период как бы примеривалось к своему противнику, пытаясь предугадать последующие события.
Для Москвы разразившаяся война была справедливой, направленной против иноземного владычества. Освободительные цели борьбы не могли не привлечь к ней широкие народные массы; уже в начальный период она для русских людей из оборонительной стала перерастать в наступательную. Это коренным образом отличало принятый в Москве замысел военной кампании от неприятельского.
Спешно собиравшиеся силы Руси готовились встретить подвижную татарскую конницу. Однако посланные в поле отряды разведчиков сообщили, что выступившее ордынское войско не спешит, «ждет осени», чтобы 1 сентября соединиться с литовцами и рязанцами на Оке. Стало ясным, что монголо-татары не отваживались совершить вторжение в одиночку. Подошедшая к южным границам Рязанского княжества Мамаева армия остановилась в районе устья р. Воронежа. На бесполезное выжидание ушли три недели. Время для внезапного нашествия было упущено. Русские же рати успели собраться.
Несмотря на то что в Восточной Европе в связи с усилением Руси сложилась новая расстановка сил, ордынцы были, по-видимому, уверены в привычной оборонительной тактике своих данников, не выдвигавшихся южнее Оки, а то и вовсе под защитой своих городов избегавших крупного полевого сражения. Этим можно объяснить и необычно длительную, трехнедельную остановку Мамая «в поле у Дона», и бездействие его разведки, которая оказалась плохо осведомленной о приготовлениях другой стороны. То были явные просчеты наступающих, позволившие русской рати приготовиться к отпору. К тому же с приближением к Дону все действия Мамая находились под наблюдением русской «сторожи», что позволило воеводам разгадать намерения противника и навязать ему время и место сражения. Ордынцы, кроме того, переоценили военную мобильность своих союзников, в особенности Олега Рязанского. В попытке спасти от очередного разорения свою землю он готов был, по словам Сказания о Мамаевом побоище, примкнуть к сильнейшему: «Которому их господь поможет, тому и аз приложуся».
86
Согласно Никоновской летописи, известие о выступлении Мамая было получено в Москве в июле, а сбор поиска был назначен на 31 июля в Коломне (Никоновская летопись. — ПСРЛ, СПб., 1896, т. 11, с. 52). Предпочтение здесь отдается августовским датам, приведенным в Ермолинской, Львовской и других летописях (
87
В ряде редакций Сказания о Мамаевом побоище время сбора войск в Коломне определено «на мясопуст святыа Богородица», т. е. 1–14 августа. Более точной представляется дата 15 августа — успение святой Богородицы, — указанная в распространенной редакции Сказания (Повести о Куликовской битве. М.; Л., 1959, с. 50, 124–125, 174; Никоновская летопись, с. 52).