Куликовская битва

Один из видов предохранительной одежды наименован боданой, байданой. Речь идет о короткорукавной кольчуге из крупных плоских колец. На Руси этот вид защитной одежды фиксируется в находках, относящихся к первой половине XIII в. В составе снаряжения знати байданы удержались вплоть до конца XVII в.,[223] что объясняется их оригинальными защитными качествами. Брони из плоских колец по сравнению с обычными круглопроволочными примерно в 1.5–2 раза расширяли железное поле защиты, прикрывавшей человека, при этом вес доспеха не увеличивался[224]. В русском языке слово «бодана» (байдана) считается тюркским заимствованием[225]. Специалистам еще предстоит выяснить, где и когда, очевидно, на мусульманском Востоке возникло столь особенное кольчужное плетение.

^{Рис. 5. Засадный полк в дубраве. Миниатюра Лондонского лицевого списка Сказания о Мамаевом побоище. XVII в.}

На миниатюрах Лондонского лицевого списка Сказания о Мамаевом побоище, датированного XVII в., у русских и татар наряду с копьями и боевыми топорами изображены крюки на длинном древке. Из 64 рисунков эти крюки обозначены на 22[226]. Обычно они вместе с другим древковым оружием и стягами возвышаются над конным войском (рис. 5). В одном случае таким крюком пытаются зацепить за плечо преследуемого воина (рис. 6)[227]. Сопровождающая надпись гласит: «Прибеже Мелик с дружиною своею, по них же гониша татарове». О самом приспособлении запись источника умалчивает.

^{Рис. 6. Татары преследуют дружину разведчиков Семена Медика. Миниатюра Лондонского лицевого списка Сказания о Мамаевом побоище. XVII в.}

Рассматриваемые крюки и их использование против всадников — не выдумка художника XVII в. Еще в 1246 г. крюк, сочлененный с копьем, видел у монголов Плано Карпини. Подобное устройство известный путешественник рекомендовал тем, кто боролся с монголами, «чтобы иметь возможность стаскивать их с седла, так как они весьма легко падают с него»[228]. В Европе XIII–XVI вв. разновидность этого оружия применяли для подсечки ног коня; по-немецки его так и называли «конский живодер» — Robschinder[229]. Наряду с ним в Х–XV вв. спорадически использовался для стаскивания всадников укрепленный на древке серпообразный крюк[230]. Об устройстве таких крюков, применявшихся также в осадной и военно-морской практике (например, для вырывания щитов),[231] можно составить представление по сохранившимся швейцарским и итальянским образцам, относящимся к XIII–XIV вв.[232].

В свете приведенных примеров изображение боевых крюков на отечественных миниатюрах XVII в. отражает довольно древнюю традицию использования данного приспособления. Очевидно, сами рисунки следовали каким-то не дошедшим до нас оригиналам, так как в XVI–XVII вв. во всяком случае в русской боевой практике «сваливающие крюки», сколько известно, не применялись.

Теперь коснемся названных в наших источниках некоторых новых для второй половины XIV в. технических средств. К их числу относятся кончары фряжские. Этот древнейший по упоминаниям в Европе клинок — предшественник шпаги, — распространившийся в конце XIV–XV в., в разных странах имел свои наименования (пол. concerz; чеш. concir; нем. Panzerstecher; фр. estoc), но всюду был сходен по функциям. Речь идет об узколезвийном колющем лезвии, квадратном или треугольном в поперечном сечении, длина которого превосходила 1 м. Рукоять не отличалась от мечевой[233]. Кончар предназначался для укола неприятеля, закрытого трудноуязвимой для рубки пластинчатой или кольчатой защитой, и закономерно распространился в пору внедрения всякого рода усиливающих доспех деталей. Активное развитие во второй половине XIV в. пластинчатой брони вполне согласуется с возможностью использования кончаров в Куликовской битве. Считают, что в дальнейшем эти клинки в России заметного распространения не получили, в документах XVI–XVII вв. они не отысканы[234]. Следует, однако, учесть показания иностранцев, побывавших в России в начале XVII в. Один из них писал, что у дворян «с боку у седла висит топор, некоторые возят между ногами и седлом длинный кончар (stockade) без ножен на польский манер»[235]. Так могли носить рассматриваемые клинки и в более раннее время. Наименование оружия считают заимствованным из тюркского языка[236]. Восточные образцы (тур., крым.-тат. xandzar — «кривой кинжал») по устройству, похоже, отличались от европейских. Не случайно кончары времен Куликовской битвы обозначены как фряжские, т. е. итальянские.

223

Денисова М. М., Портнов М. Э., Денисов Е. Н. Русское оружие. М., 1953, с. 60.

224

Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие, вып. 3, с. 14.

225

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1964, т. 1, с. 103.

226

Ср.: Дмитриев Л. А. Лондонский лицевой список Сказания о Мамаевом побоище. — ТОДРЛ, Л., 1974, т. 28, с. 179, рис. 7, 8. — Благодарю Л. А. Дмитриева за предоставление полной серии этих только частично опубликованных миниатюр.

227

Использование крюка показано еще на одной миниатюре другого списка Сказания о Мамаевом побоище, также XVII в. (см.: Сказание о Мамаевом побоище/ Сост. Л. А. Дмитриев. Л., 1980, рис. 19).

228

Плано Карпини И. Указ, соч., с. 29, 40.

229

Seitz Н. Blankwaffen I. Wurzburg, 1965, S. 232–234, Abb. 144, H.

230

Ellehauge M. Certain phases in the origin and development of the glaive. Copenhagen, 1945, fig. 4; Wagner E., Drobna Z., Durdik J. Kroja, zbroja a zbrane doby predhusitske a husitske. Praha. 1956, с. V, tab. 35, 6.

231

Cp.: Der Konigsspiegel. Leipzig; Weimar, 1978, S. 133, 136.

232

Puricelli-Guerra A. The glaive and the bill. — In: Art, arms and armour. An international anthology, 1979–1980. Chiasso, 1979 vol. 1, p. 8–11, fig. 21–25.

233

Seitz H. Op. cit, S. 171–172, Abb. 108; Zygulski Z. Bron w dawnej Polsce. Warszawa, 1975, p. Ill, fig. 37, h; 55.

234

Денисова M. M.; Портнов M. Э., Денисов E. H. Указ, соч., с. 25–26.

235

Danckaert J. Reyse, ofte voygie gedaen door Moscovien ofte Bus-Landt. Tot Dordecht, 1652, s. 151; cp.: Висковатов А. В. Историческое описание одежды и вооружения российских войск. СПб., 1841, ч. 1, с. 113.

236

 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1967, т. 2, с. 316.