Как военный успех русских над татарами отметили Куликовскую битву немецкие хронисты и писатели. Из вестия о ней проникли на Запад необычайно быстро. Их, возможно, распространили на съезде в Любеке в 1381 г. побывавшие на Руси ганзейские купцы[337].
Опыт Куликовской битвы прямо или косвенно был использован польско-литовско-русским войском при разгроме сил Тевтонского ордена при Грюнвальде в 1410 г. В отношении наступательной стратегии, операции по упреждению действий противника, использования в критический момент боя резервов, применения пехоты и конницы, навязывания неприятелю выбранного места сражения, привлечения городских и областных ополчений, состоящих из шляхты, мещан и холопов, роли морального фактора Грюнвальдская эпопея поразительно напоминает Куликовскую[338].
Куликовская битва, по меткому выражению М. И. Карамзина, «еще не прекратила бедствий России, но доказала возрождение сил ее»[339]. Победа на Дону, несмотря на все последующие неудачи и отступления, резко укрепила авторитет Москвы как общерусского военного и политического лидера. Примечателен следующий факт. 1 ноября 1380 г., т. е. сразу после битвы, в Москве состоялся съезд князей, смысл которого раскрыт в труде В. Н. Татищева: «Вся князи рустии сославшеся межи собою, учиниша межи собою любовь и закляшася всип друг под другом ничего не искати, татаром не клеветати и на Русь не наводити, и асче на кого будет беда от татар, всем заедин стояти»[340]. На этом съезде было, как видим, подтверждено и узаконено то федеративное сообщество, которое московское правительство в интересах борьбы с внешней опасностью успешно укрепляло в 1360–1370 гг. Этот порядок, обеспечивавший широкое единение сил, получил отныне новое общерусское признание.
В свете провозглашенного на съезде единства антиордынских действий становится понятной загадочная фраза, записанная в Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича: «Ты (великий князь. — А. К.) столп нечестья раздрушил, еси в Руской земли, и не примеси себе к безумным странам на крестианьскую погибель»[341]. «Столпом нечестья» иносказательно обозначен сепаратный сговор с врагом, приглашение ему вмешаться во внутренние дела страны. Этот старый порок «наводить паганые» осуждался со времен Киевской державы, но в 1380 г. такое осуждение сопровождалось союзной клятвой и поэтому проведено, пожалуй, наиболее последовательно.
Куликовская победа укрепила престиж и влияние ее главного организатора — Дмитрия Донского, которого стали именовать в документах князем великим «всея Русии»,[342] «царем русским». События 1380 г. как бы соединили порванную связь времен между Московской и Киевской Русью. В исторических воспоминаниях ожили образы собирателей и охранителей земли. В Задонщине и Слове о житии князь Дмитрий Иванович был сравнен с великими основателями Руси Владимиром Киевским и Ярославом Мудрым. Такое сопоставление подчеркивало единство русской истории, политическую преемственность ее наиболее выдающихся династов и сопровождалось многозначительными словами: «Стреляй, князь великий, но всем землям»[343].
Со времен Куликовской битвы окончательно утвердился во внутрикняжеских отношениях, по выражению С. М. Соловьева, «новый порядок вещей»[344]. Великий князь выступал по отношению к членам федерации — независимым соседям и удельным властителям — как признанный глава Русской земли — брат старейший. Окружавшие его как сюзерена «братья молодшие» оказались на положении подручных князей. Эта система феодально-иерархического соподчинения сложилась с помощью, как упоминалось выше, двусторонних вассальных договоров еще в предкуликовскую пору. Последующие события ее более укрепили. Таким путем создавалось крепнущее политическое и военное единство русских земель.
В процессе единения частей Руси послекуликовские годы характеризовались переходом московского правительства от борьбы с правителями других княжеств за великокняжеский стол к подчинению их своей власти[345]. Несмотря на временное оживление в начале 80-х гг. XIV в. сепаратистских тенденций, правители Рязани и Твери признали себя по отношению к великому князю «молодшими братьями». Москве удалось порвать связи Рязани и Твери с Литвой и в конце концов привести их к признанию великокняжеской власти. Усилилась зависимость от великорусского политического центра и Нижегородского княжества[346]. В итоге главные политические соперники Москвы постепенно сходили с исторической сцены.
337
338
Ср.:
340
341
Ср.:
346