Одновременно стало ясно, что в массовом сознании распространено традиционное изображение событий с осторожным и запоздалым обновлением данных. Куликовская битва представлялась как одно из величайших событий российской истории, первый шаг к освобождению русских земель от ордынской зависимости. Представляется, что в сражении участвовали большие массы людей с обеих сторон, которые понесли значительные потери. Однако количество войск и потерь постоянно подвергалось сомнению и корректировалось в сторону уменьшения. Из «Сказания о Мамаевом побоище» принимались эпизоды о благословении Сергия Радонежского, о поединке Пересвета с Челубеем перед сражением и об атаке засадного полка. Эта версия битвы представлена в основной массе учебников, энциклопедий и юбилейных изданий.
В 1980 г. в Третьяковской галерее прошла юбилейная выставка «600 лет Куликовской битвы». На ней были представлены картины, скульптуры, мозаики, гравюры и рисунки, как хорошо известные, так и вновь созданные[1440]. Эта выставка позволила увидеть, насколько штампованные образы укрепились в сознании наших современников.
Так, художник Илья Глазунов создал серию картин, объединенных темой Куликовской битвы. Идеальные, слегка иконописные образы его героев были не способны передать все напряжение и суть происходивших событий. Московский художник Юрий Михайлович Ракша (1937–1980) посвятил Куликовской битве триптих «Куликово поле», созданный для юбилейной выставки «600 лет Куликовской битвы». Давая ему характеристику, он подчеркивал: «Эта работа для меня самая главная и самая современная. Вот уже несколько лет я живу во власти Куликова поля, и время битвы приблизилось настолько… что я стал ощущать себя среди тех, кто вышел тогда на битву. А рядом с собой будто увидел своих ровесников, своих сегодняшних сограждан». Однако работу Ю. Ракши нельзя считать удачной. Скорее это такой же кич, как и картины И. Глазунова. Ходульность образов, искусственность поз не могли быть заменены мастерством отделки. Так же безжизненны и статичны образы воинов на картине Н. С. Присекина «Куликовская битва». Несколько большей живописью отличается картон Константина Васильева «Поединок Пересвета и Челубея», хотя эта работа была написана не к юбилейным торжествам, а в 1974 г. Однако примечательно, что в ней более живым персонажем представлен именно Челубей[1441]. Традиции более теплого и одухотворенного восприятия героев мы встречаем на картинах В. П. Криворучко (1919–1994).
Но неуклюжие методы идеологической работы дали о себе знать. Советская пропагандистская риторика, излишняя помпезность преподнесения официальной концепции вызывали чувство отторжения. Показательно, что именно в это время создается насмешливо-пародийная песня «Как на поле Куликовом засвистали кулики…».
В годы перестройки некоторые специалисты предприняли попытку переоценки истории Куликовской битвы. Так, Ю. Афанасьев в «Общей газете» поставил под сомнение тот факт, что Дмитрий Донской предпринял попытку освобождения от татар. Ю. Пивоваров и А. Фурсов в очерках о Русской системе подчеркивали татарское происхождение царской власти в России. В данных случаях речь идет не просто о недовольстве ограниченностью традиционного восприятия Куликовской битвы, а, скорее, о попытке деструктивного переосмысления события знакового для нашей культуры. Наиболее ярко это стремление пересмотреть все основы исторического сознания проявилось в работах А. Фоменко, А. Носовского, Г. Каспарова и их последователей.
Менее радикально, но более распространено простое недоверие к концепциям, содержащимся в учебниках и справочниках. Этот скептицизм часто опирается на тот факт, что в дни празднования 600-летнего юбилея Куликовской битвы широкой общественности стали ясны степень неизученности истории сражения и спорность целого ряда проблем.
В эпоху постсоветского религиозного возрождения как ответ скептикам и нигилистам новый импульс получил православно-патриотический ракурс восприятия Мамаева побоища. Знаковой стала канонизация князя Дмитрия Донского за любовь к ближним, служение Отечеству, благотворительность и храмоздательство[1442]. При этом замалчивались неоднозначные отношения московского князя с иерархами русской церкви, размолвка с преподобным Сергием Радонежским. Базирующаяся в основном на вере, эта версия событий нечувствительна к вполне обоснованной критике, даже когда речь идет о явных противоречиях с решением Вселенского собора в Халкидоне, запрещающего иноку вступать на военную службу[1443]. Православные писатели и публицисты болезненно реагируют на попытки переосмысления той схемы развития событий, которая показывает единство светских властей и русской церкви в событиях 1380 г.
1441
Константин Васильев: художник по зову сердца / Автор текста и сост.: А. Доронин. М., 2005.
1442
1443
Деяния вселенских соборов, изданные в русском переводе при Казанской духовной академии. Казань. 1887. Т. 4. С. 147.