А. К. Зайцев, обратив внимание на употребление в первой части рассказа Никифоровской летописи словосочетания «христоименитые людии», довольно редкого в летописании, но встречающегося в Патриарших посланиях, в новгородском владычном летописании (под 6926 (1418) г.), в творчестве Пахомия Логофета (в 3-й редакции Жития Сергия) и в посланиях киевского митрополита Киприана (Послание к Сергию Радонежскому и Федору Симоновскому от 23 июня 1378 г., От иного послания о повинных 1381 г.), предположил связь протографа Расск. Нкф. с окружением митрополита Киприана[210].
Кроме того, А. К. Зайцев отметил, что «поскольку во второй части Расск. Нкф. рязанский князь Олег Иванович указан беглецом, постольку и соединение двух протографов Расск. Нкф. нельзя датировать временем позже заключения московско-рязанского договора». Исследователь приходит к аргументированному выводу, что «временем создания Расск. Нкф. следует считать период между приездом из Киева в Москву митрополита Киприана (23 мая 1381 г.) и заключением московско-рязанского договора» (2 августа 1381 г.). Соответственно, вероятное время создания памятника выпадает на июнь-июль 1381 г.[211] Более широко эта ранняя датировка подтверждается тем, что в первой части рассказа Никифоровской летописи даже не упомянуто празднество Рождества Богородицы. Такое невнимание к Богородичному празднику, надо полагать, было бы вряд ли допустимым после чуда от иконы Пресвятой Богородицы Владимирской, заступившейся за Русь во время нашествия Тамерлана в 1395 г.
Сравнительно недавно в Куликовский цикл был включен и рассказ Новгородской I летописи младшего извода[212]. Традиционно этот текст воспринимался как сокращение «Летописной повести о Куликовской битве»[213]. Однако В. А. Кучкину удалось доказать, что рассказ Новгородской I летописи младшего извода или его протограф были первичны по отношению к Новгородско-Софийскому своду и послужил источником для включенной в этот свод «Летописной повести о Куликовской битве»[214]. Время составления рассказа Новгородской I летописи младшего извода определяется достаточно уверенно по перечню князей, погибших на Дону. Сокращенный до минимума, он содержит имена только двух князей: «А на съвокупе (съступи. — Авт.) убиенъ бысть тогда князь белозерскии Федоръ и сынъ его князь Иванъ»[215]. Такой интерес новгородского книжника к белозерским князьям, по мнению А. К. Зайцева, мог возникнуть только во время правления в Новгороде сына и внука упомянутых князей Константина Ивановича Белозерского, служилого князя при великом князе Василии I Дмитриевиче. Константин Иванович был в Новгороде в 1393–1397 гг., и, следовательно, по мнению ученого, именно к этому времени следует относить составление рассказа о Куликовской битве, который был помещен в Новгородской I летописи младшего извода[216]. Учитывая то, что в этом тексте никак не обыгрывается помощь Пресвятой Богородицы русскому воинству, что было бы маловероятно после перенесения Ее чудотворного образа из Владимира на р. Клязьме в Москву, можно предположительно еще более сузить хронологические рамки для написания краткого новгородского рассказа о Куликовской битве — 1393–1395 гг.
В. А. Кучкин акцентирует внимание на том, что оба кратких летописных рассказа (Расск. Рог.-Сим. и Расск. НПЛ), уцелевшие в рукописях 40-х гг. XV в., не только являются старшими из сохранившихся летописных повествований о Донском побоище. Они также несут в себе черты, свидетельствующие о предшествующих, не дошедших до нас памятниках, где события битвы излагались подробнее. При этом в протографах обоих рассказов был по-разному использован общий летописный источник московского происхождения, предшествовавший Своду 1409 г., содержавшему Расск. Рог.-Сим.[217]
210
211
213
216