Ночь была теплая и тихая. Великий князь и Димитрий Боброк сели на коней, выехали на Куликово поле, стали между обеих ратей и, обратясь лицом к татарам, начали прислушиваться. До них доносились великий клич и стук, как будто происходило шумное торжище или город строили и в трубы звучали. Позади татарского стана слышалось завывание волков, на левой стороне, носясь в воздухе, клектали орлы и граяли вороны, а на правой стороне, над рекою Непрядвою, вились стаи гусей, лебедей и уток и трепетно плескались крыльями, как бы перед страшною бурею.
«Что слышал еси, господине княже?» — спросил волынец.
«Слышал, брате, страх и грозу велию», — отвечал Димитрий.
«Обратись, княже, на полки русские».
Димитрий повернул коня. На русской стороне была тишина великая.
«Что, господине, слышишь?» — переспросил Боб-рок.
«Ничего не слышу, — заметил великий князь, — только видел я будто зарево, исходящее от многих огней».
«Господине княже, благодари Бога, пречистую Богородицу, великого чудотворца Петра и всех святых, — молвил Боброк, — огни суть доброе знамение. Призывай Господа Бога на помощь и не оскудевай верою».
«Есть у меня еще примета», — сказал он, сошел с коня и припал к земле правым ухом. Долго прислушивался он, потом встал и понурил голову. «Что же, брате, поведай мне, какова примета?» — спросил Димитрий.
Воевода не отвечал ни слова и был печален, даже заплакал. Слезы эти смутили великого князя, и он усильно просил рассказать примету. Боброк наконец заговорил: «Господине княже, скажу тебе единому, ты же никому не поведай. То две приметы: одна тебе на велию радость, а другая на велию скорбь. Слышал я землю, горько и страшно плачущую надвое: на одной стороне — будто женщина кричит татарским голосом о чадах своих и бьется, проливая токи слез, а на другой стороне — будто девица плачет и вопит свирельным голосом в великой скорби и печали. Много я тех примет испытал и во многих битвах бывал. Уповай на милость Божию: ты одолеешь поганых татар, но воинства твоего христианского падет многое множество».
Димитрий в свою очередь прослезился при этих словах и сказал: «Да будет воля Господня». Он обещал никому не говорить о знамениях, чтобы не смутить сердца воинов.
Действительно, в эту ночь волки страшно выли, и было их такое множество, как будто сбежались со всей вселенной. Всю ночь также слышались граяние воронов и клектанье орлов. Хищные звери и птицы как бы чуяли близкое кровопролитие и запах многочисленных трупов.
V
Куликовская битва
Утро 8 сентября было очень туманно: густая мгла мешала видеть движение полков, только на обеих сторонах поля раздавался звук воинских труб. Но часу в 9-м туман начал рассеиваться и солнце осветило русские полки, строившиеся в боевом порядке. Полки эти уже выдвинулись вперед и заняли такое положение, что правым боком они упирались в овраги и дебри речки Нижнего Дубика, впадающей в Непрядву, а левым — в крутоярье Смолки, там, где она делает северный заворот. На правом крыле Димитрий поставил братьев Ольгердовичей, а князей белозерских поместил на левом. Пехота большею частью была выставлена в Передовой полк. Этим полком по-прежнему начальствовали братья Всеволодовичи, к нему же присоединились боярин Николай Васильевич Вельяминов с коломенцами и Семен Мелик с своим сторожевым отрядом. В Большом или Середнем полку под самим великим князем воеводствовали Глеб брянский и великий московский боярин Тимофей Васильевич Вельяминов. Кроме того, Димитрий отрядил еще Запасный или Засадный полк (что теперь называется главный резерв), который поручил брату Владимиру Андреевичу я помянутому волынскому боярину Димитрию Михайловичу Боброку. Этот конный полк стал в засаду за левым крылом в густой дубраве над рекою Смолкою, так что он был совершенно скрыт от взоров неприятеля. Выбор места для этого полка обнаруживал весьма проницательный воинский взгляд. Он был помещен таким образом, что мог легко подкрепить сражающихся, а кроме того, прикрывал обозы и сообщение с мостами, наведенными на Дону, т. е. единственный путь отступления в случае неудачи.
Устроив полки, великий князь на своем борзом коне объезжал ряды воинов и говорил им: «Возлюбленные отцы и братия, Господа ради и пречистыя Богородицы и своего ради спасения подвизайтеся за православную веру и за братию нашу». Бодрость и мужество светились на лицах русских ратников, воинственные клики слышались в ответе на этот призыв.