— При этом она никогда не была на Шри-Ланке, — добавил Мараван.
Отец Санданы кивнул, а потом на его глаза снова навернулись слёзы. Теперь он уже не пытался их скрыть.
— Проклятая война! — всхлипывал он. — Эта проклятая война…
Допив чай, Махит успокоился, извинился и ушёл.
38
Теперь Мараван не мог работать как раньше. Почти каждый день после обеда он уходил. «Перекусить», — как объяснял он Андреа.
Возвращался он всегда в хорошем настроении, чего с ним не бывало со дня получения известия о смерти Нангай.
Клиент, попробовавший в тот вечер другой вариант меню, попросил себе того же самого ещё раз, с очередной женщиной, однако Мараван категорически ему отказал.
— У нас запланировано это, — велел он передать через Андреа.
— Да, но то прекрасно работало! — возразил клиент.
— У нас другие блюда, — настоял Мараван.
На этом тему закрыли.
Мараван не хотел открывать Андреа истинную причину изменений меню в тот вечер, а она ни о чём не спрашивала. Не хотела его раздражать, тем более что в последнее время всё шло хорошо.
В его тайну она проникла случайно. Македа получила заказ на обслуживание участников конференции ООН в Женеве, и Андреа, посадив её на поезд, зашла на вокзале в буфет. Там она и увидела Маравана.
Он сидел за одним из столиков рядом с симпатичной тамилкой. Оба не сводили друг с друга глаз. Андреа помедлила, однако потом всё же решилась нарушить их уединение.
— Простите, что помешала, — сказала она, приблизившись к столу.
Девушка перевела вопросительный взгляд с неё на Маравана. Тот словно язык проглотил.
— Я Андреа, деловой партнёр Маравана, — представилась Андреа.
В ответ тамилка протянула ей руку и улыбнулась.
— А меня зовут Сандана.
Она говорила на швейцарском диалекте совершенно без акцента.
Поскольку Мараван не пригласил Андреа сесть, та немедленно удалилась. «Пока!» — сказала она Маравану. А Сандане — «Приятно было познакомиться».
— Почему ты не сводил бедняжку в какой-нибудь более-менее приличный ресторан, — выговаривала она тамильцу уже на кухне в Соколином переулке.
— Она работает в бюро путешествий и выскочила на несколько минут на обед, — ответил он.
Андреа улыбнулась:
— Теперь мне всё ясно: любовь.
Мараван покачал головой.
— Думаю, ты ошибаешься, — пробурчал он, не отрываясь от работы.
— Во всяком случае, не в отношении неё, — ответила Андреа.
А на следующее утро в центре внимания делового мира оказалось ещё одно известие, связанное с «Кугагом»: Ханс Штаффель, всё ещё «руководитель года», лишился своего кресла. «Из-за разногласий с руководством компании по вопросу стратегии развития предприятия», — гласило официальное заявление.
Однако комментаторы связывали это увольнение с загадочным решением Штаффеля организовать совместное предприятие с главным конкурентом «Кугага».
— Смотри-ка, знакомое лицо! — воскликнула Македа, притягивая Андреа газету с портретом Штаффеля.
Этот снимок сделал отнюдь не дешёвый фотограф в лучшие для Штаффеля времена для годового отчёта предприятия. Андреа пролистала газету, которую только что купила вместе с круассанами к завтраку. Македа вопросительно смотрела на подругу: она не читала по-немецки.
— И что про него пишут? — поинтересовалась эфиопка.
— Его выгнали с работы, — ответила Андреа, просмотрев статью.
Македа удивлённо взглянула на газету.
— Выгнали? Я считала его гением!
— Что-то сглупил с одной голландской фирмой, — пояснила Андреа.
— А тот, что с ним приходил тогда ужинать, был разве не голландец? — вспомнила Македа.
— Голландец, — согласилась Андреа и задумалась.
В той же газете Маравана заинтересовало другое. Более десяти тысяч его соотечественников вышли на демонстрацию перед зданием ООН в Женеве. Они требовали немедленного прекращения боевых действий.
На родине обстановка накалялась с каждым днём. Кольцо вокруг армии ТОТИ сжималось. Сейчас «тигры» контролировали территорию вокруг населённого пункта Путиккудийруппу, общей площадью не более ста пятидесяти квадратных метров. Города Килипоччи, Муллайтиву и Чалай, а также Слоновий перевал находились в руках правительственных войск. По оценкам Красного Креста, вместе с десятью тысячами боевиков ТОТИ в окружении оказались почти двести пятьдесят тысяч мирных жителей, которые снова и снова попадали под обстрелы.
И в то время как в Женеве соотечественники Маравана требовали возвращения к мирной жизни, в Коломбо их правительство отмечало с военным парадом шестьдесят первую годовщину независимости Шри-Ланки.