– Черт. – Майор помотал головой. – Что за дерьмо? Похоже на какой-то обряд…
– Может, и обряд, – вздохнул Ресницкий, – только довольно странный. Еще ни разу не видел такого обряда.
– Честно говоря, я тоже, – признался майор. – Когда это случилось?
– Сутки назад, плюс-минус пару часов, судя по трупному окоченению. Сейчас точнее сказать не могу. – Ресницкий положил пакет с головой на стол рядом с обезглавленным трупом.
– Понятно, – кивнул майор и прошел к Николаю Ивановичу. – Есть какие-нибудь следы?
– Кое-что имеется, – с сомнением ответил криминалист, – но, похоже, только хозяйки. Все ручки протерты, тарелки, фужеры. Может, удастся что-нибудь найти на полированных поверхностях. Хотя я очень сомневаюсь: видимо, работал профессионал.
– Кто она такая? – майор кивнул на стол.
– А черт ее знает. Это не мое дело.
– Участковый! – рявкнул майор.
Кривошеин, продолжавший стоять в дверях, неуверенно шагнул в гостиную.
– Я здесь, товарищ майор, – стараясь не глядеть на стол, отрапортовал он.
– Кто такая? – Майор показал себе за спину большим пальцем.
– Хозяйка, – доложил старлей, – Самахова Галина Станиславовна. Год рождения – одна тысяча восьмидесятый.
– Двадцать два, – пробормотал майор. – Вот блядство.
– Не понял? – переспросил участковый.
– Дальше, – махнул рукой майор. – Род занятий? Проститутка?
– Да нет, товарищ майор, – старлей покачал головой, – вроде в магазине работала, продавцом. В супермаркете, – уточнил он. – Жила одна, родители в деревне.
– Парень у нее был, знакомые? – раздраженно спросил майор.
– Кажется, был один, азербайджанец. Потом вроде никого не было.
– Что ты заладил: «вроде, вроде»?! Ты наверняка что-нибудь знаешь? Что за азербайджанец? Кавказской национальности?
Майор достал сигарету и закурил.
– Да, кавказской, он давно уже у нее не был, сейчас поссорились вроде.
– Опять «вроде»? – цыкнул на него майор. – Что за азербайджанец, описать можешь?
– Такой небольшой, худощавый, но откуда – я не спрашивал. Он обычно вечером приходил, а утром они вместе уезжали. Бывал у нее раза два в неделю.
– Ладно, – остановил его майор, – напишешь все, что о них знаешь. Бумага есть?
– Есть, – глуповато улыбнулся старлей.
– Тогда действуй. Да… – Он остановил участкового. – Закончишь – начинай опрос соседей: может, кто-то что-нибудь слышал или видел. Я тебе потом дам пару человек в помощь. Иди.
Дудуев поднялся и снова подошел к патологоанатому.
– Аркадий Семеныч. – Он тронул Ресницкого за рукав. – А чем он все это сделал? – Майор показал на нарезанную ломтиками печень убитой, кровь из которой вытекла и застыла на тарелках блестящей коричневой корочкой.
– Ножом, чем же еще, – пожал плечами Ресницкий. – Только ничего похожего в квартире не обнаружено. Убийца орудовал остро заточенным ножом и, скорее всего, не одним, а на кухне оказались совсем тупые.
– Значит, он принес инструменты с собой?
– Получается, что так, – подтвердил Ресницкий.
– Приготовил, как будто собирался ее съесть, – не глядя на патологоанатома, произнес Дудуев. – Только не понятно, для чего он ее розгами-то бил? Кстати. – Он вдруг встрепенулся, что-то вспомнив. – Ты же был недели две назад, когда какой-то урод вывалял в апельсине женские титьки?
– Был, – согласился Аркадий Семенович. – Хорошо, что ты вспомнил. Там мы тоже не нашли ножей, которыми тот урод отрезал ей груди.
– Думаешь, это тот самый?
– Сразу сказать не могу. – Ресницкий покачал головой. – Только когда исследую срез.
– Когда?
– Через пару дней, не раньше, – недовольно ответил Ресницкий. – Завтра у меня выходной. Меня и сегодня от семьи оторвали.
– Ладно, – согласился Дудуев и как-то странно огляделся вокруг. – Не понимаю, – задумчиво произнес он.
– Чего? – не понял Ресницкий.
– Он ее хлестал прутьями, вырезал печень, голову оттяпал, а кругом никаких следов крови…
– Это не ко мне, – отвернулся Ресницкий и принялся вновь осматривать тело, лежавшее на столе.
– Иваныч, – майор обернулся к криминалисту, – почему так чисто?
– Вымыто все, вот и чисто, – не задумываясь ответил тот.
– Что значит «вымыто»?
– Ты что, Петрович, совсем очумел, что ли? – беззлобно отозвался криминалист. – Говорю тебе: все следы тщательно уничтожены. И отпечатки пальцев, и обуви, и крови. Разделал ее, убрался, вымыл полы и ушел.
– Думаешь, это мужик? – спросил Дудуев, хотя сам в этом почему-то не сомневался.
– Мужик, – кивнул Николай Иванович. – Судя по всему, среднего роста, но силы не выдающейся.
– Может, объяснишь? – с сомнением посмотрел на него майор.
– А чего здесь объяснять, – вздохнул криминалист. – Смотри. – Он шагнул к топчану. – Стегал он ее здесь, еще живую, как мы видим по выступившей крови. – Он повернулся к столу. – Дальний край раны, оставленной прутьями, глубже, чем ближний, но не намного. Если бы он был ниже среднего роста, то оба конца были бы примерно одной глубины.
– А может, он пригибался? – предположил Дудуев.
– Немного пригибался, конечно, для удобства, – согласился Николай Иванович, – но я это учел.
– А потом, что он сделал потом?
Николай Иванович тихонько свистнул и провел пальцем себе по горлу.
– А после?
– После вытащил из нее печень, по-моему, но этот вопрос вообще-то к Ресницкому.
– Да, – кивнул патологоанатом, – аккуратно вырезал печень, так, что не повредил никаких других органов, зашил место разреза нитками телесного цвета, чтобы разрез был не слишком заметен, потом порезал печень и разложил на тарелки. Как в ресторане.
– Бр-ррр, – помотал головой майор. – Что за мозги должны быть у человека, а, Иваныч?