– Сейчас, мой сладкий, сейчас приедем.
– Мне сейчас. Сейчас! Вот уже! Мама, уже!
– Одну минутку потерпи. – Она уже свернула на стоянку возле «Мими». – Даже меньше минутки. Миленький, я уже паркуюсь.
– Не могу!
Райдер извивался, стараясь выбраться из-под ремня безопасности, а Медисон, нагибаясь к нему со своего креслица, пыталась ухватить его за руки.
– Ой-ой-ой! Уже! – вопил Райдер. – Все!
– Райдер! – взвизгнула Мэдисон. – Райдер, вонючка! Фу-у-у!
С перелетами у Райдера вечные проблемы. Следующий шаг планировать было некогда. Мэй действовала стремительно и инстинктивно. Чуть ли не одновременно повернула ключ зажигания, отстегнула свой ремень, открыла дверцу.
– Ничего-ничего, Райдер. Сиди смирно. Райдер! Нет!
Райдер запустил руку в штанишки под попку, достал руку, само собой разумеется, мокрую и коричневую, и, выкарабкавшись со своего места, в панике обтер ее о спинку водительского сиденья.
– Мамочка, я грязный! Помой! Помой! Маааамочка!
Стараясь держать сына от себя подальше, она тащила его из машины, а он изо всех сил цеплялся за маму, запустив пальцы ей в волосы. На вытянутых руках она качнула его в сторону – промашка: низ футболки и юбка спереди оказались в том же бедственном состоянии, как и все, что было надето на Райдере.
– Райдер! Не смей! Не шевелись! – Она рывком поставила малыша на ноги.
– Я грязный! Мамочка, помой меня. Мне новые штанишки нужно. Штанишки! Не хочу эти штанишки! Не люблю эти штанишки!
– И новое креслице для машины тоже, – грустно добавила Мэдисон.
Еще что? Сколько можно! Проклятие! Одежда у нее есть. Чистой рукой она осторожно достала из багажника меньший из чемоданов. Теперь нужна вода, много воды. Отличное у нее получается возвращение в «Мими». Сама в говне, сынок в говне, и вокруг скачет дочка и радостно оповещает о случившемся всех вокруг.
– Мама? Мама, а как мы машину помоем? А бабушка нам поможет? Я бабушке расскажу, как Райдер в машине обкакался.
Медленно, потому что взять Мэдисон за руку Мэй не могла, они двинулись вокруг дома. Держась поближе к забору стоянки, обошли стороной крыльцо и пробрались наконец к черному ходу. Даже в нынешней ситуации, полностью сосредоточенная на детях, она не могла не заметить, как все здесь обветшало. Куда больше, чем она ожидала. Трава не стрижена. Хотя у крыльца стоит урна, посетители бросают мусор прямо на землю. Оптимизм ее стремительно таял. По крайней мере, задняя дверь открыта.
Кивком головы Мэй велела Мэдисон ждать во дворе, а сама, взяв Райдера сзади за обе руки, чтоб ловчее держать его подальше от всего, до чего он мог дотронуться, направилась вместе с ним внутрь «Мими».
– Мама?
Возле плиты стоял парень под два метра ростом, такой же высокий, как Джей, только раза в два мощнее. Поверх черной футболки с шортами на нем был белый фартук, а на ногах – оранжевые резиновые сандалии типа тех, что носят повара у Марио Батали. Матери нигде не было видно. Зато, как в раме картины, в проеме двери, ведущей в зал для посетителей, она увидела Сабрину Скелли – последнего человека, которого ей хотелось сейчас встретить. Теперь понятно, чей это кабриолет и что за шикарный вэн на забитой машинами парковке. Надо было сразу догадаться, что они окажутся здесь раньше ее. Скорее назад, в машину. Мэй только было попятилсь к выходу, как за ее спиной раздался голосок Мэдисон:
– Я хочу картошки фри!
Не выпуская Райдера из рук и резко вильнув бедром, Мэй пихнула дочку, та шлепнулась на пол и театрально зарыдала:
– Больно! Картошки фри! Ты обещала жареного цыпленка с картошкой – вот я и хочу жареного цыпленка с картошкой! Где бабушка?
Повар обернулся на ее вопли, но, чертыхнувшись, шагнул назад, к плите. Снял с комфорки сковороду с цыпленком, быстро положил его на тарелку и взял два верхних квитка из пачки лежавших перед ним заказов.
Девица, которую Мэй не узнала, выглянула из зала в окошечко в кухню:
– Чем я могу вам помочь?
Но парень у гриля подпихнул ей тарелку с цыпленком, мол, займись своим делом, а сам бросил через плечо:
– Вход с другой стороны. Здесь кухня. Идите вокруг.
– Сама знаю, что кухня, – отрезала Мэй. – И где куда вход, тоже знаю. Я к матери, к Барбаре. К Барбаре! – громко повторила она. На раскаленных сковородках громко шипит и шкворчит масло, так что, наверное, ее плохо слышно. Но скорее всего, этот парень просто-напросто ее игнорирует. Что он вообще о себе думает? – Барбара – моя мать. Она здесь?
Полный отчаяния взгляд Мэй устремился на дверь между кухней и обеденным залом. Что, если Сабрина ее услышала?
– Значит, ты и есть Мэй, – сказал повар и повернулся на сто восемьдесят градусов. Что-либо понять по его виду было трудно, но Мэй показалось, что у него в глазах промелькнуло любопытство.