Зашли мы как-то в подвальчик на Рустави. Сидим, пивко попиваем, лясы точим. Рядом компания грузин. В подвальчике тихо, прохладно. Решили взять еще сосисок, отрядили гонца к окошку.Возвращается с квадратными глазами: “Просили подождать. Они обедают”. Мы на часы - точно, обеденный перерыв. Входную дверь на крючок закрыли, табличку повесили и кушают. А посетителей что ж разгонять, пиво у людей есть, пусть сидят. Только истинный совок, а их среди нас были все, причем половина с Дальнего Востока, где летом 1987 года одеколон в парфюмерных магазинах продавали с двух до шести, поймет, какой силы шок мы испытали.
К хорошему привыкаешь быстро. И к концу двухмесячных сборов офицеров запаса мы даже несколько обнаглели. Вечером последнего дня пребывания в Тбилиси мы оккупировали пивнушку на берегу Куры у старой крепостной стены. Представьте: мощеная древними выщербленными камнями площадка, веселенькие тенты, под ними легкие столики и на каждом непривязанная открывалка и вазочка с салфетками Пиво, в бутылках, подают из амбразуры, прорубленной в городской стене, наверное, еще для защиты от турок, а в десяти метрах лениво тянет воды мутная Кура.
На все оставшиеся деньги, проявив патриотизм, набрали “Российского”. Время цедилось незаметно. В шесть часов торговцы закрыли амбразуру, занесли внутрь пустующие столы и ушли. Только пожилая грузинка осталась возле дверей подсобки. Она сидела, сложив руки на коленях, и смотрела куда-то вдаль. Никто не поторопил нас - мол, допивайте и валите. И в женщине не было напряженности или недовольства. Она ждала, когда мужчины закончат застолье, как испокон веков ждали грузинские матери и жены.
Пусть не били нас палаши по ногам, не торчали за поясами кинжалы с серебряной насечкой, а вместо обуглившейся на костре бычьей туши пред нами лежали бледные и холодные крахмальные сосиски; и пусть в бокалах пенилось пиво, а не искрилось благородное вино, - мы преисполнились торжественности и значимости действа. Это был наш, мужской мир. Мы были его хозяевами и защитниками. Мы громко хохотали, вспоминая тяготы и лишения партизанских будней; немного грустили, что все подходит к концу; обменивались адресами и поднимали тосты за нас, любимых. А когда опустели стаканы и зажглись фонари на набережной, женщина попросила нас помочь убрать инвентарь и сказала спасибо...
Что тут можно добавить? Для полного счастья не хватает только одного. И это одно в “Гамбринусе” сразу у входа. Я вышел на Дерибасовскую, щурясь на солнце и в упор не замечая озабоченные лица прохожих. В голове засела великая фраза из “Кавказской пленницы”: “Жить, как говориться, хорошо!” Помните, Вицин ее произносит отхлебнув пива.
Блины
(рассказывал Игорь Б.)
Однажды Виктор (детсадовский ещё друг-приятель), обчитавшись Булгакова, ворвался ко мне домой с воплем:
- Грешники в Патриарших! Игорёха, грешники в Патриарших!
Я не понял и удивился.
- Ты ел когда-нибудь гречишные блины? - задал Виктор поясняющий вопрос.
- Нет. А из чего их делают?
- Из грешневой муки, конечно!
- Такая бывает что ли? - тупо отреагировал я, - Из чего ее делают?
- Из гречки, разумеется! Э-э, у тебя гречка-то есть?
- Вроде нет. Из Новосибирска присылали как-то...
- Пошли ко мне. По дороге купим.
В этой последней короткой фразе таится бездна смысла, и понять ее способен только советский человек. Чтобы в те годыкупить “по дороге” гречку идти надо было минимум через Польшу. Но не в этом суть.
Несколькими энергическими выражениями я слегка остудил кулинарный азарт визави и сел на телефон. После короткого обзвона, мне повезло наткнулся на куркуля, имеющего в закромах гречневую крупу.Когда мы с Виктором добрались до его квартиры, то нас там уже поджидали ещё четверо друзей, крайне заинтригованных нашими расспросами.
Виктор с торжественной миной проследовал на кухню и вывалил на стол содержимое своей спортивной“Пролетовской” сумки. Три яйца при этом разбилось. Приятель ладошкой небрежно смел их внутренности в мисочку, резонно заметив: “Все равно длятеста скорлупа не нужна.” Я тем временем кратко проинформировал собравшихся об очередном заскоке - или как сейчас говорят, проекте- нашего дорогого и горяче любимого.Хозяин квартиры, тяжело вздохнув достал из шкафа банку с гречкой, имеющей быть превращенной в муку. Но как?Попробовали пропустить через мясорубку - проскакивает. Кого-то осенило: ступка! Вытащили ступку и мигом наколотили внушительную горку коричневатой пыли. Глубокомысленно напомнив,что “яйца теста не испортят”, Виктор не поскупился. Тесто получилось темное и упругое, как каучук. Струдом придав ему приблизительно плоскую форму, бросили потенциальный блин на сковородку.