И у всех этих мужчин с холеными усами и безупречными манерами, куривших ароматизированные корицей или шоколадом кубинские сигары и потягивающих коньяк, и у всех этих женщин, завернутых в шелка и тонкие газовые ткани, одевающихся у лучших иностранных портных, — у всех у них был эстетический вкус, привитый английскими и французскими педагогами. Они полагали, что жизнь — это ничем не омрачаемый праздник, от зари до зари купались в счастье, ощущали себя полномочными представителями рая, так что едва они попробовали блюда, приготовленные братьями Калиостро, их соусы с ароматом экзотических трав, приправленное восточными специями мясо или кисло-сладкие супы с морепродуктами, они тут же предпочли близнецов всем другим поварам.
С одной ступеньки на другую, меньше чем за десять лет близнецы прославились, испекли, как пирожки в печке, свое состояние, их именем назывались самые известные блюда местной кухни. С тех пор до нас дошел соус «Людовико», шедевр братьев Калиостро, приготовленный из копченого лосося, порезанного лука-батуна, густой сметаны и лососевой икры, — соус, который подавался к макаронам. На пике своей славы братья решили обосноваться здесь и открыть свою собственную таверну: так появился «Альмасен Буэнос-Айрес». Братья выбрали это название в честь города, принявшего их с распростертыми объятиями, едва только они сошли на берег. Поначалу они держали в секрете свои планы, потом поведали о мечтах и тревогах архитектору Карлосу Альсуету, образованному портеньо,[2] преподавателю Школы изящных искусств в Париже, и менее чем за год построили красивейшее здание, в котором они потом жили и работали.
«Альмасену» исполнилось девяносто лет, но он все еще сохраняет свои старые благородные формы: два этажа с подвалом, мансарда во французском стиле, загадочный купол со шпилем. На нижнем этаже — таверна, а на верхнем располагались жилые помещения, ванные и служебные комнаты. Сложно себе представить, что было где, потому что сейчас эти помещения занимает какой-то смешанный иностранный банк: автоматические банкоматы вместо буфетов из орехового дерева со столовой посудой и узорчатыми скатертями, черные металлические столы и перегородки из акрила вместо столов и стульев из полированного кедра, на стенах, за долгие годы привыкших к живописным полотнам и коврам из шерсти альпаки, доски с распечатанными на лазерном принтере объявлениями.
С улицы видны одиннадцать французских балконов и угловой балкон в виде башенки. На вершине здания — мансарда, широкая и светлая из-за десяти окон, выходящих на крышу, покрытую уложенной по диагонали оцинкованной черепицей. Городские ювелирных дел мастера вспоминают, что талантливый Карлос Альсует, бывший к тому же еще и инженером-конструктором, создал творение в соответствии с заповедями живописного течения, которое в те времена разбазаривания денежных средств было образцом строгой моды в Мар-дель-Плате.
Безукоризненная кухня находилась на первом этаже, рядом с залом таверны. Самобытные полы «Альмасена» были выстланы сосновыми досками, натертыми испанским воском, три лестницы: главная из благородного дерева и еще две поменьше, не такие красивые, ими пользовался персонал. А в подвале, во избежание соблазнов, — склад с запасом продуктов и маленький погреб для вина.
Когда близнецы закончили строительство и готовили торжественное открытие заведения, они отпраздновали выкрутасы своей удивительной судьбы. Сидя вдвоем за столом посреди залы в свете канделябров, они отужинали дарами моря, пожаренными на решетке, приправленными соусом с травами и имбирем, откупорили шампанское, усмирили фруктами, обильно сдобренными лавандовым соусом, чудесное пламя, охватившее их желудки; и так проходил час за часом, а они все наполняли хрустальные бокалы, желая унять страсть к приключениям, горячившую их кровь. Они смеялись, обнявшись, пели и танцевали, потом снова пили и снова пели, и так до тех пор, пока белый раскат рассвета, просочившегося через двери и окна, не застал их врасплох.
Так они и отправились спать: пьяные и усталые от грез наяву.
Но трагедия омрачила жизнь братьев Калиостро.