С заявления Беатрис Мендьеты, которое заняло двадцать три страницы, офицер Франко Лусарди начал дело, названное им «Расследование неясной смерти в „Альмасен Буэнос-Айрес“». Название ни к чему особенному не обязывало, на самом деле никто ничего не расследовал, в ближайшие дни офицер добавил заключение судебного врача полиции, заключение лаборатории, проводившей анализ человеческих останков, грязных пятен и отвратительных следов, найденных в спальне, и в завершение — свидетельства нескольких соседей, знавших обитателей «Альмасена». 13 февраля 1979 года Лусарди сложил дело в конверт и послал его судье. На конверте рукой написал «Дело Ломброзо».
Молодой офицер Франко Лусарди даже представить себе не мог, что та же фамилия ему встретится через шестнадцать лет.
4
Первая мировая война длилась четыре года и три месяца, на полях сражений и в траншеях погибло около десяти миллионов человек, еще двадцать три миллиона получили ранения на улицах городов, на патрулируемых солдатами перекрестках дорог, под развалинами собственных жилищ, многие из них на всю жизнь остались помеченными войной: калеки, инвалиды, униженные женщины и дети, не говоря уже о сиротах и вдовах, — давно известно, что ни за какими цифрами не скроешь зверства, свершаемые ежечасно людьми. Когда 28 июня 1914 года в столице Боснии Сараево убили эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника честолюбивого австрийского трона, появился предлог, который искали тогдашние империалистические и националистические режимы, чтобы развязать войну.
Многие туристы, отдыхавшие в роскошном отеле «Бристоль» города Мар-дель-Плата, владели шикарными особняками в Париже и Мадриде, так что, когда разразилась война, они перестали путешествовать через океан — прощай, развратная жизнь на пассажирских лайнерах, бороздивших Атлантику, до свидания, ароматные сезоны европейского лета на пляжах Биаррица и Лазурного Берега. В довершение всего сбитые с толку аристократы сомневались в безопасности плавания через океан, где курсировали подлодки и корабли военных флотов воюющих сторон, но порой деньги туманят мозги и не дают верно оценивать ситуацию; в мае 1915 года немецкая подводная лодка выпустила несколько торпед в металлическое брюхо трансатлантического лайнера «Лузитания» и потопила его, корабль раскололся, как орех, погибло множество пассажиров, потому что судно ушло в пике быстрее, чем злосчастный «Титаник». С тех пор «Лузитания» покоится на дне пучины, в его металлическом чреве тысячи скелетов, изъеденных солью и изувеченных укусами морских тварей, получивших удовольствие от неожиданного пиршества. Но от такой бессмысленной смерти рождается новая жизнь, потому что ничего не теряется на дне морском, наоборот, невозмутимая природа диктует свои законы: одна форма существования материи сменяется другой.
Но из-за войны не только миллионеры теряют свои излюбленные маршруты. Беды не разбирают, кто богат, а кто беден, несчастьям наплевать на социальные классы, а невзгоды времени не принимают во внимание родословные. У многих иммигрантов потерялась связь с европейскими родственниками, семьи оказались разделенными, Атлантический океан стал стеной с колючей проволокой, дети остались без родителей и мужья без жен, разрушительное шествие войны уничтожило родные селения тех немногих, кто желал вернуться. В Аргентине осели многие из Старого Света, кто уже не мог вернуться на родину. Ярость военных сражений слишком опустошила земли, могильные плиты заняли посевные поля, дороги стали называться иначе, а границы снова перетрясло, как трясет сбрасывающих старую кожу гадюк.
В отеле «Бристоль» работали повара, выписанные из Италии и Франции, обученные в шикарных ресторанах, мастера настоящих лакомств и кушаний, уминаемых знатью. Это были гастрономы, получившие образование в алгебраической школе Мари-Антуана Карема,[5] известного как «божественный Антуан», несомненно самого известного повара в истории, придворного кулинара царя Александра I, короля Георга IV Английского, барона и баронессы Ротшильд, разных послов и благородных сибаритов. Карем показывал свое поварское искусство в Санкт-Петербурге и Париже, в шикарных замках Булони, при лондонском дворе и на чрезмерно обильных пиршествах имперской Вены.
Одним из таких наследников гастрономического завещания Карема стал родившийся в маленьком селении Капоретто, что на севере Италии, Массимо Ломброзо. Массимо всегда хотел работать в лучших отелях Италии и Франции и искал удобного случая, чтобы начать самостоятельную жизнь. К двенадцати годам он уже работал подсобником на кухне постоялого двора в Триесте, потом его взяли в один из ресторанов в Падуе в качестве помощника повара, через два года он стал специалистом по супам в отеле «Принц Савойя» в Милане, а в девятнадцать лет — мастером по мясу, соусам и кондитерским изделиям в римском отеле «Амбаскиатори Палас». Прошло три года, и, когда он перебрался в парижский «Гранд-Отель», его повысили до старшего повара; он уже находился на родине международной гастрономии и испытал колоссальную гордость, когда стал помощником шеф-повара на кухне отеля «Ритц»: его выбрали на эту должность коллеги — такова в те времена была традиция. Но у Массимо была заветная мечта. Есть такие страстные желания, которые не покидают нас никогда и не дают нам покоя, и у Массимо таковым было желание скопить достаточно денег, чтобы вернуться в свое селение и построить там гостиницу с рестораном: его жена и сын занимались бы гостиничными номерами, а он — кухней, он даже рисовал в своем воображении, как создает свою собственную кулинарную школу. Но столько раз наши грезы прерываются кошмаром: по Капоретто звериной пастью прошлась война, австрийские и немецкие войска вторглись в район, и итальянские солдаты с гордостью вспоминают про бегство с поля битвы, шедевр военной тактики, который спас тысячи жизней.[6] В одних случаях бегство — это подарок, в других — тихое чудо. Но года идут, а потерянная земля не возвращается: по окончании войны Капоретто отошел со своими убогими развалинами к Югославии, новые хозяева заменили итальянское название славянским — Кобарид, через несколько лет он стал частью недавно образованной Республики Словения. В Кобариде, в селении, которое снова переименовали в Капоретто и в котором уже не пахло кровью и порохом, словенцы создали музей Первой мировой войны.