Как же снять очевидное противоречие? Есть два выхода: либо мы неправильно представляем себе бесконечно сложный объект, либо окружающий мир не является бесконечно сложным. Выбрать правильный ответ можно, только опираясь на наблюдаемые факты..."
Дальше в рукописи следовало большое грязно-серое пятно с характерными отпечатками речных водорослей. Я перевернул страницу.
"Вспомним - разум, лишенный пищи, погибает. Все становится на свои места. Экспериментально доказанное отсутствие сверхцивилизаций свидетельствует о том, что наша Вселенная слишком проста для разума. Быстро (за несколько тысяч лет) познав ее законы, разумная жизнь исчерпывает все возможности своих применений и исчезает. Парадоксально, но факт - разум возникает и погибает по одной и той же причине: по причине простоты устройства нашего мира.
Конечно, неприятно, что разумная жизнь не вечна. Но так ли уж это трагично? Живут же люди, совершенно точно зная, что рано или поздно умрут. Как люди, цивилизации рождаются, живут и умирают. Всякая мысль о вечном их развитии - это та же мечта о загробной жизни. Хватает же сил быть атеистами. Будем же последовательны.
Таким образом, быстрая и полная познаваемость Вселенной доказывается двумя наблюдаемыми фактами: 1) наличием земной цивилизации, 2) отсутствием космических чудес."
Вот тебе и раз. Я схватил предыдущую страницу, но ничего, кроме водяных разводов, причудливо пересекающихся друг с другом, там не было. По давней привычке мозг отреагировал двустишием: "От всей теории одно осталось грязное пятно".
Я посмотрел на трибуну. Там вместо представителя независимых выступала член комиссии по переселению Джулия Гумбольт:
- Последнее, на чем хотелось бы остановиться, это вопрос об активизации исследовательских работ наших наблюдателей. Здесь требуется коренное изменение метода работы. Возможно, следует отказаться от практики переселения сознания в местный субъект. Во-первых, такое переселение крайне тяжело сказывается на сознании аборигена. Провалы в памяти, остаточные мысли, подозрения родных и близких, - как следствие, подавленность и депрессия. Все это не проходит бесследно и попадает в разряд потенциально необъяснимых явлений. Во-вторых, наблюдателю не так-то просто привыкнуть, а еще труднее отвыкнуть от некоторых весьма сомнительных форм деятельности субъекта.
В зале раздались смешки.
- Ничего смешного я не вижу, - осадила зал Джулия и продолжила. Наблюдатель превращается в своеобразного бациллоносителя между контролируемой планетой и сообществом. Трудно даже представить все негативные последствия такого ползучего контакта. Мы не застрахованы от заражения неизлечимыми общественными болезнями. Возможным выходом может стать повсеместное самопревращение наблюдателей. Здесь полезен опыт земноводных, - Джулия посмотрела на меня. - Судя по всему, им удалось достичь высочайшего уровня техники перевоплощения. Обратите внимание, теперь она показала прямо на меня, - совершенно неожиданная внешность, даже хвоста не видно. Я надеюсь, в своем выступлении представитель земнян поделится своим опытом.
Значит, она не шутила насчет моего выступления, с горечью подумал я и с упреком посмотрел на Джулию. Черт побери, нужно подыграть им. Но как? Прикинуться земноводным? Но я о них ничего не знаю. О саморазоблачении на заседании комиссии по борьбе с контактами не может быть и речи.
Я принялся лихорадочно читать рукопись.
"Высказанная выше идея о простоте нашего мира не нова. Достаточно вспомнить мыслителей прошлого..."
Я пролистал еще несколько страниц.
"...Возникает вполне естественный вопрос: а как много еще осталось неизвестного в этом лучшем из миров? Казалось бы, об этом можно только гадать. Гадать не нужно. Достаточно спокойно проанализировать ситуацию и станет ясно, что..."
В этот момент раздался гонг и председатель сказал:
- Хотя это и не принято, но, учитывая важность момента, мы сочли целесообразным выслушать нашего наблюдателя с Земли. Как говорится, мал золотник да дорог. Попросите, пожалуйста, в зал наблюдателя.
Хвостатый полиглот направился иноходью к двери. С каждым его шагом я все яснее и яснее осознавал, что моему инкогнито приходит конец. Он исчез за дверью и через мгновение появился снова. Вместе с ним показался бородатый мужик с удочкой, сачком и деревянным ящиком на ремне, перекинутым через плечо, в длинных, до пояса, резиновых сапогах, от которых на полу оставались мокрые следы. Он уверенно прошел к трибуне, прислонил к деревянному косяку удочку и сачок, снял с плеча ящик. Массируя затекшее от тяжести плечо, наклонился к микрофонам.
- Эх, мужики, мужики. Токмо самый клев пошел, а вы того... Весь вечер ждал, туды ее в качель. Вот так работаешь, работаешь на реке, а рыбку-то половить и некогда. То браконьеры... Да какие они браконьеры - все ж наши хлопцы, с Кулповки. Да. То хлопцы, то начальство, то комиссия, а то еще всякую макулатуру по реке собираешь...
Председатель постучал молоточком по столу. Мужик оглянулся на него и, помотав головой, давая знать, мол, намек понял, продолжал:
- Ну, заговорился я, граждане. Текучка заедает. Мнение мое такое: этот ваш, фу ты, наш контакт пока им не нужен. Худо-бедно пока живем, а там посмотрим...
Вдруг лицо его начало медленно вытягиваться и, достигнув максимально возможного растяжения, так и застыло. Мы смотрели друг другу в глаза. Все замерло.
Мгновение спустя сцена и зал задрожали, как изображение на киноэкране, когда застревает пленка в аппарате. От перегрева пленка начинает корежиться, а вслед за ней изгибается и морщится изображение. Так и произошло. Края конференц-зала (я только успел удивиться, откуда взялись края в круглом зале) заколыхались, а в центре, под приветственным лозунгом, образовалась огромная беспросветно черная дыра с рваными краями. Дыра быстро расползалась, поедая все: и стол с председателем и двумя тиграми, и деревянный ящик с удочкой и сачком, и трибуну с наблюдателем, и разнообразных внеземных существ в зале. Наступила полная темень.
Несколько позже откуда-то издалека послышался нарастающий пульсирующий гул. Когда гул превратился в грохот, темень покрылась светлыми пятнами, из которых постепенно возникло очертание вагона метро.
Все-таки сон, с облегчением подумал я и осторожно, не поворачивая головы, осмотрелся вокруг. Все было без подвоха, настоящее. И неяркие фонари, и блестящие никелированные поручни, и мягкие коричневые сиденья, и на них - совершенно нормальные пассажиры, из которых особенно нормальным выглядел бородатый мужик в длинных резиновых сапогах, с удочкой, сачком и деревянным ящиком.
Приснится же такое. Нарочно будешь думать - не придумаешь. А я-то хорош, начал я себя костить. "Ушыпныте меня". Гадал еще - сон не сон. А того не мог сообразить, дурья башка, что чепуха откровенная получается. По приметам не мог догадаться. Верное есть правило: если вокруг тебя фантастические несоответствия происходят, так и делай вывод, а не "шыпайся". Сон - романтическое состояние души. Кто это сказал?
Сон понемногу отходил, детали быстро стирались из памяти. Но я все не унимался. Еще эти странные фамилии. Как они - Стругацкий, что ли, Иванов. Откуда они взялись, не пойму. Уже по одному этому признаку можно было просыпаться.
По репродуктору объявили:
- Следующая станция - Земная Прим.
Надо бы очки импортные темные заказать. Скоро голубое солнце взойдет - полгода жары. Я расправил подмявшееся крыло и пошел к выходу.