Некая группа молодых людей числом пять решила отправиться в экспедицию в холмы и найти таинственное погребение. Было это почти двадцать лет назад; к тому времени разговоры о загадочных драгоценностях уже вызывали разве что смех. Никто не потрудился ни о чем спросить старого Крута – да о нем даже и не вспомнили. Мародеры вышли в путь утром и появились только поздним вечером. Они вели какие-то бессвязные речи о том, что нашли нужное место, но войти испугались – по неким смутным, неясным причинам. Никто не сумел выжать из этой пятерки ничего конкретного. Они не спешили распространяться о событиях этого дня, так что о таинственной могиле горожане, считай, так ничего и не узнали.
На следующий день они ушли в лихорадочной спешке, не позаботившись никому сказать, где именно располагается их находка. Горожане прождали еще целый день, все еще вежливо дивясь безрассудству молодежи. Однако в ту ночь никто из парней домой не пришел. И не только в ту – они больше никогда не вернулись! Ни следа их не было найдено! Десятки партий уходили на поиски в горы, но никто так и не раскрыл тайну пропавшей пятерки.
Больше люди не смеялись, когда кто-нибудь заводил речь о драгоценностях Шарлотты, как с тех пор стали называть клад. Некоторые вообще сомневались, что он существует – как, например, сам рассказчик-шериф. Однако есть еще одна деталь во всей этой истории – самая странная и значительная из всех. Той ночью, когда пятерку ожидали назад – часов в восемь вечера, чтобы быть точным, – случилось нечто необычайное. Откуда-то из холмов донесся блаженный, медовый звон! А сегодня эта проклятая музыка случилась снова – в первый раз с тех самых пор, – и все кинулись считать своих родных… боясь кого-нибудь недосчитаться.
Но и это еще не все. Где-то с месяц назад два потрепанных гражданина явились в Хэмпдон и поселились в полуразрушенной хижине неподалеку от дома Крута. Шерифу они с самого начала не понравились, но повесить на них было нечего, так что он просто ждал своего часа. В какой-то момент он увидал, как они входят к старику в дом, что само по себе было странно, так как чужих тот не жаловал. Шериф схоронился в кустах, и вскоре они вышли наружу с самой черной ненавистью и гневом на лицах. Вслед им неслись ругательства хозяина, приказывавшего проваливать с его земли вместе со своим гнусным предложением. Когда они уже немного отошли, Крут вышел на крыльцо и заорал так громко, что шериф в точности расслышал его слова:
– …и если вы еще раз пойдете баловаться с теми камнями, колокол прозвонит вновь!
Шериф не знал, нашли ли чужаки какой-то смысл в этой загадочной фразе, но, судя по их лицам, таки нашли. Это было всего два дня назад. Затем прибыли маршалы…
– Стоит ли удивляться, что я подскочил на месте и тут же кинулся проверять хижину тех парней? – заключил шериф. – А сегодня, вы слышали, звон раздался снова…
Спал я скверно, а поутру решил очистить совесть. За завтраком я признался маршалам в том, что услышал ночью. Поначалу они выразили неудовольствие, но потом даже обрадовались, что могут довериться мне. Вся история произвела на них не меньшее впечатление, чем на меня. Они полагали, что есть нечто зловещее в этих краях и в том, что здесь происходит – эта мысль беспокоила и меня. Мы как раз обсуждали события, когда прибыл шериф, и меня представили человеку, чей рассказ я слушал ночью. Стоит только познакомиться с ним поближе, как тут же понимаешь, насколько это любопытная личность. Сарджент и Робертс объяснили, что я интересуюсь всем этим делом и случайно подслушал вчерашнюю историю. Впрочем, шериф был более чем рад заполучить еще одного человека к себе в команду.
Мы немедленно отправились домой к Круту, чтобы расследовать пропажу двоих чужаков. Меня больше всего интересовал таинственный звук – как, полагаю, и шерифа. Но ситуация вышла такая запутанная, что никто из нас не имел ни малейшего понятия, с чего начинать. Пока машина, фырча, катилась вдоль по дороге к ветхому строению, я случайно бросил взгляд на шерифа. Вместо того, чтобы смотреть вперед, на быстро приближающуюся цель поездки, он жадно рыскал взглядом по неприступным лесистым склонам. Бедняга ни словом не упомянул, что среди пропавших пятерых был его родной брат…
Мы высадились у полуразвалившейся хибары. Единственным признаком жизни была тоненькая ленточка дыма из покосившейся трубы. Высоко вверху над домом склонялись силуэты темных холмов; повсюду виднелись зазубренные выступы черной скальной породы. Кругом стояли высоченные, мшистые сосны, укутывая хижину плотным одеялом вечного сумрака.