Выбрать главу

«Как же так, — шутили аристократы, — вы противоречите сами себе. Ведь вы, демократы, приписываете невежественной толпе политическое чутье, <политическую мудрость>, как говаривали мы когда-то. Зачем тогда её просвещать, лишать главного преимущества?» Толпа и в нынешнем своем состоянии намного превосходит аристократов, ответствовали демократы, а если её слегка подучить, ей вообще цены не будет. Так a fortiori[11] снимаются все противоречия.

И демократы рьяно бросились наставлять народ. В итоге народ сегодня значительно более просвещен, нежели прежде, и я вижу тут несомненное благо. Однако народ при этом впитал в себя множество ложных идей, и вот здесь радоваться нечему.

Государства древности знали демагогов — ораторов, которые доводили недостатки народа до абсурда, приукрашивая их, льстя толпе. У современной демократии также есть свои демагоги — просветители народа. Они выходцы из народа и гордятся этим (в чем, разумеется, их никто не упрекнет), они испытывают определенное недоверие ко всему, что исходит не из народа. Они тем более связаны с народом, что в интеллектуальном отношении им принадлежит первенство среди народа — вне народа они как бы люди второго сорта. И ведь больше любишь не тех, с кем ты на равных, а тех, над кем ты возвышаешься. Поэтому наставники народа — демократы до мозга костей.

До сих пор придраться не к чему. Но демократы они в узком смысле слова, так как образованы лишь наполовину или, вернее (кто из нас может похвастать, что обучен всему или хотя бы многому?), получили лишь начатки образования.

А с начальным образованием они хоть и способны иметь одну мысль, но на вторую их уже никак не хватает. Человек, не продвинувшийся дальше азов образования, одержим, как правило, одной-единственной идеей. Сомнения ему неведомы. Мудрый сомневается часто, невежда редко, безумец не сомневается никогда. Одержимый единственной идеей практически не способен воспринимать какие-либо суждения, идущие с ней вразрез. Один индийский писатель верно сказал: «Образованного человека убедить можно; можно, хотя труднее, убедить и невежду; недоучке не докажешь ничего».

Народного наставника не убедить. Соглашаясь с ним, вы подтверждаете его правоту. Оспаривая его мнение, подтверждаете еще больше. Он сам пленник своих теорий. Зачастую он толком не владеет своими идеями. Зато идеи овладевают им. Он носится с ними, как священник со своей религией. Для него они суть истина, они прекрасны, за них подвергали преследованиям, они должны спасти мир, наконец. Такой человек не против того, чтобы они победили, но больше всего он хочет пожертвовать ради них жизнью.

Он убежденный демократ, и демократ сентиментальный. Его убеждения строятся на его чувствах, а чувства чудесным образом придают новый импульс убеждениям. Эти последние не одолеет никакое возражение, чувства же настраивают его против любого оппонента. Для него любой недемократ не прав по определению, более того, отвратителен. Аристократ отстоит от него так далеко, как заблуждение от истины, зло от добра, бесчестие от чести. Народный наставник — паладин демократии.

У него одна-единственная мысль в голове, потому он человек недалекий, а раз так, он во всем следует логике, логикой злоупотребляет, доходит с ней до абсурда. Если какой-нибудь идее не противопоставить другие, если они даже не принимаются в расчет, она лезет напролом, ни о чем не заботясь. Так и народный наставник доводит до логического завершения все демократические идеи.

«Рассудительно рассуждая», он развивает эти идеи, причем считает естественным и даже благотворным развить их до логического конца и принять все вытекающие из этого последствия. Всё это хорошо в принципе, хорошо само по себе, но надо быть Монтескьё, чтобы знать, что злоупотребление основным принципом губит благие установления.

В итоге наставник выводит логические следствия из двух главных демократических положений — власти народа и равенства — и приходит к следующим выводам.

Единственная законная власть — власть народа. Да, личные свободы, свободы союзов и организаций существовать могут, но только те, на которые народ дает добро. Свободы лишь терпятся. Человек может думать, как ему заблагорассудится, говорить на свой лад, писать что хочет, действовать по своему усмотрению, но лишь в рамках, дозволенных народом. Ведь если бы ограничения, полные или даже частичные, налагала другая какая-нибудь власть, народ оказался бы отстраненным от кормила государства.

вернуться

11

С тем бóльшим основанием (лат).