Остаток пути к месту Альель они прошли, не проронив ни слова. Слишком много было сказано до этого. «Лучше бы я ничего не знал», – думал Руди, пугаясь собственных фантазий, навеянных рассказами Силгура и Муниярда. Уллиграссор видел его страдания, вызванные страхом перед неизвестностью, но не смог придумать, как ему помочь, поэтому оставил всё как есть, делая вид, что ничего не замечает.
Преодолев Сизую пустошь, а затем череду нелёгких подъёмов и крутых спусков по Плачущим склонам, великаны остановились, словно им требовалось восполнить силы для чего-то сверхважного. Внезапная перемена, остановившая их стремительное движение к цели, встревожила Руди, который не знал, что их путь близился к концу. Вдали уже виднелись купола. «Лучше бы это был не конец… или… лучше бы это был конец», – окончательно запутался Руди.
Гальягуд и Вуррн неспешно готовились к сакральному действу. Мигурнок перебирал свои тайные снадобья, создавая питьё, которое предназначалось для Руди. За время ожидания он успел отдельно смешать некоторые экстракты для личного пользования вопреки запрету Гальягуда. Тот всегда ругал Мигурнока за создание зелья, усыпляющего разум. Соблазну хотя бы ненадолго слиться с пустотой, в которой проявлялось прекрасное забытьё, поддавались все, кроме Рарона и Вугго, презирающего Мигурнока за предоставленную им возможность и самого себя – за слабость, ибо несколько раз и он сам уходил туда, откуда не хотел возвращаться. Гальягуд гневался и просил для Мигурнока наказания свыше, ведь он был вынужден соревноваться за влияние над всеми ними с короткими иллюзиями, вызывающими непреодолимую зависимость.
В этот раз Гальягуд даровал ему своё прощение. Общие интересы принуждали их к примирению. Мигурнок постарался как никогда. Радость долгожданного обретения вдохновила его на создание чёрного, как смола, питья – небывалого по своей силе. Внутри себя, он сожалел, что не мог даже попробовать то, чем так гордился.
Рарон сидел у тающего ледника и как всегда молчал. Он никогда не говорил и не слушал. Таков был его удел.
Последними к месту Альель пришли Вугго и Сларгарт. На своих могучих плечах Вугго принёс тушу убитого им прекрасного оленя – самого сильного из всех, которые водились в тех краях. Без этой жертвы испытание предпоследней капли было невозможным.
Ещё тёплую тушу оленя Вугго дерзко сбросил с себя около небольшого тающего ледника. На тушу Силгур аккуратно положил Руди. Остальные выбрали для себя особые места и сели вокруг жертвенника, приготовив свои бубны.
Извлекая звуки из бубнов, они оживляли свои помыслы, взывали о помощи свыше и уходили в покой, который удерживал их сущность вне жизни и смерти ровно столько времени, сколько позволял Альель. Великий Отец их не баловал, но и не давал им обижаться на него за проявляемую им неумолимую строгость.
Положение Руди превзошло худшие из его фантазий: от туши убитого оленя невыносимо воняло, на его лоб капали те самые капли – холодные, резкие и острые, словно копья, в затылке и спине ощущалось неприятное блуждание тепла, выходящего из туши. Добрый Уллиграссор, вместе с остальными недобрыми и совсем злыми великанами, молча, без сожаления и сострадания созерцали за его муками. Их безучастность сводила Руди с ума, но он ошибся. В нужное время Мигурнок дал ему то самое питьё. Солёное на вкус, это питьё вызвало пугающее онемение сначала в языке, а затем и во всём теле. Окончательно теряя контроль над собой, он буквально поверил и всецело ощутил, как превращается в горстку праха, которую вот-вот развеет по всему Северу холодный и беспощадный ветер.
В должный час великаны стали бить в свои бубны. Каждому из них принадлежал собственный ритм, а их бубны имели завораживающие и неповторимые голоса.
Уллиграссор звучал быстро и резко.
Муниярд отличался тихим ритмом и спокойным звуком.
Вугго бил безжалостно и свирепо.
Сларгарт бил в такт Вугго, но делал это вполсилы.
Силгур тихо бил дважды, затем шёл один громкий удар, за ним следовала пауза, а потом ещё один тихий и два очень громких удара.
Мигурнок бил размеренно и неопределённо, но его бубен звучал красивее всех.
Вуррн издавал самый сложный, неведомый ранее слуху ритм, поистине спутывающий сознание. Голос его бубна был самым низким и глубоким. От его ударов у Руди подчас останавливалось сердце.
Гальягуд бил в свой бубен сразу же после удара Рарона.
Рарон бил в свой бубен, как только на лоб Руди падала капля. Это были самые громкие удары из всех. Рарон и его бубен доставляли Руди неописуемую муку, которая в разы превосходила страдания, вызываемые каплями, смрадом и неприятным теплом.