Дильдар молчал, лишь тихонько всхлипывая.
— Посиди спокойно, — Рейнард сорвал кинжал с пояса пустынника. — Еще не хватало, чтобы ты меня прикончил, пока я буду тебе помогать.
Воин разорвал рубаху на груди воина, оторвал часть ткани и наложил тугую повязку. Все это время Дильдар кривился от боли, но терпел. Он потерял много крови и сейчас едва держался, чтобы не потерять сознание.
— Ты меня слышишь?
Пустынник кивнул, не в силах произнести ни слова.
— Перевязка поможет остановить кровотечение. Ты сможешь добраться до дома и получить помощь. Я помог тебе, хоть мы и были врагами всего пару минут назад. Задумайся, может, пора прекращать эту вражду? Живи и расскажи всем, что в Редене хотят мира, а не войны. Но дадут отпор всем, кто посмеет сунуть нос в наш дом.
Воин помог юноше забраться в седло и хлопнул по крупу лошади, заставив ее понестись вперед. Лошади пустынников могли принести даже раненых воинов домой, поэтому Рейнард не переживал за парня. Ему нужно только удержаться в седле. Дальше лошадь сделает все за него. Он прикрепил саблю на пояс и забрался на лошадь Ярвиса.
— Давай, кобылка, мы с тобой отправляемся домой, — произнес он, потрепав ее по гриве.
На ночлег Рейнард остановился вдалеке от дороги. Догнать своих ему не удалось, но он и не торопился. Наверняка Велтен поведет их к Колодцу, а там сейчас слишком опасно. Пустынники далеко не идиоты, и подготовят отступающей армии встречу. Выбрав подходящее место среди холмов, воин привязал лошадь к камню и устроился на песке. Воды нигде не было, поэтому пришлось жевать янтак, чтобы не потерять сознание от обезвоживания.
События этого дня кружились в голове, подобно рою насекомых. Как ему удалось выжить? Что это было за чувство, которое он испытал, убив пустынника? Почему он до сих пор жив, хотя был обречен на смерть? В этот день на его долю выпало слишком много испытаний, но главное — он выжил. А значит, вернется домой. Только бы с домом все было в порядке.
Окончательно выбившись из сил и так и не найдя ответы на свои вопросы, воин сам не заметил, как веки сомкнулись. Ни пустынники, ни дикие животные, которые могли почувствовать запах человека, сейчас не волновали Рейнарда. Случись что — лошадь обязательно заржет, а он услышит опасность. Сейчас ему нужен был крепкий сон, чтобы прийти в себя и успокоиться. Но даже сны были тревожными.
Снилась девушка, идущая впереди. Ее лицо нельзя было рассмотреть из–за низко опущенного капюшона, а фигура была скрыта за плащом. Время от времени она поворачивалась, чтобы поманить его за собой.
— Рей–на–а-рд! — знакомый голос звал, и десятник не мог не откликнуться. Этот голос был ему хорошо знаком.
— Вилда? Это ты?
— Рей–на–а-рд… — девушка играла с ним и словно не слышала. — Рейнард!
Интонация сменилась. Теперь голос стал требовательным. Девушка как будто обижалась, что на нее не обращают внимания.
— Я здесь! Здесь! — Рейнард закричал, несмотря на охрипший голос. — Я выжил и возвращаюсь домой. Жди меня, я скоро вернусь!
— Хорошо, — голос девушки снова стал мягким. — Иди за мной!
Десятник спешил следом за Вилдой, но ему казалось, будто что–то удерживает и не дает догнать ее. Он пытался идти быстрее, но не успевал.
— Подожди… подожди меня!
— Иди за мной, — голос был игривым и манящим. Это была Вилда. Рейнард не мог ошибаться. Он узнал ее голос и лицо, когда она поворачивалась. — Где же ты? Я тебя не вижу!
— Куда ты меня ведешь?
Девушка резко остановилась и повернулась к Рейнарду, чтобы он мог ее рассмотреть. Это была она. Теперь Вилда не убегала, а стояла напротив и смотрела на него, сверля черными глазами.
— Куда ты меня ведешь?
Рейнард повторил свой вопрос, и девушка ответила.
— Во тьму!
Глава 2. Заброшенное святилище
«Когда Рианор погибал в горниле войн, боги решили вмешаться, чтобы остановить это безумие. В страшной катастрофе, вызванной гневом богов, гибли армии, города и правители. Увы, знания древних были утрачены, и теперь только жрецы остаются связующим звеном между богами и существами, населяющими этот мир».
Записи жреца Инофия. Тарвинг. 107 год
Рейнард открыл глаза и осмотрелся. Еще было темно, но светлое зарево уже загоралось на горизонте, предвещая скорый рассвет. Он тяжело дышал, будто после пробежки. Песок скрипел на зубах. Казалось, он был повсюду — во рту, в носу и даже за пазухой. Вокруг было темно, а сам он весь продрог от холода. Дурацкие пески. Днем здесь нестерпимо палит солнце, а ночью промерзаешь до костей. Жар окончательно спал, и сейчас десятник чувствовал себя лучше.