Выбрать главу

— Я так горжусь тобой, — сказал он, все еще обнимая меня. — Ты становишься лучше каждый раз, когда я тебя вижу.

— Или, есть вероятность, что твое зрение становится хуже...

Он покачал головой и, наконец, отстранился, держа руки на моих плечах. Он был среднего роста, всего около ста восьмидесяти сантиметров, судя по его водительским правам, хотя мне казалось, что он не выше ста семидесяти пяти.

Alomejor (исп. может быть).

Кто-то постучал по моей ноге сбоку, и когда я взглянула вниз, то увидела, что там стоят маленькие девочка и мальчик и держат в руках мою официальную клубную фотографию, сделанную в прошлом сезоне.

Я подписала их фотографии, а затем немного поговорила и сфотографировалась с ними, когда их мама попросила об этом. Сразу же за ними подошли еще три семьи — в основном это были маленькие девочки со своими мамами — и я повторила с каждой из них предыдущие действия. Между фотографиями я задавала им вопросы и раздавала объятия, потому что они были самой дешевой и самой эффективной валютой в мире. Я ненавидела общаться с прессой, потому что интервью заставляли меня нервничать и чувствовать себя неловко. Но эти незнакомцы, эти люди делали меня невероятно счастливой, особенно когда дети были так рады и взволнованы. Я потеряла из виду своих родителей, но не слишком беспокоилась об этом, они знали, как это бывает в подобных ситуациях.

Примерно через полчаса, когда я закончила подписывать мяч для девочки-подростка, говоря ей, что она еще не слишком стара, чтобы начать играть серьезно, если хочет однажды попасть в профессиональный футбол, я огляделась, пытаясь найти свою семью. У одних из ворот, которые мы использовали во время тренировки, я заметила, что папа и мама разговаривают с Гарднером и Грейс. Они встречались с обоими неоднократно на протяжении многих лет.

И когда я, наконец, добралась до них, то обняла за плечи, подошла к отцу и улыбнулась ему. Но то, что я увидела, было практически мрачной, слегка грустной улыбкой на его лице. Было видно, как он старался изо всех сил не выглядеть таким опечаленным. Это сразу же насторожило меня.

Que tienes? (исп. в чем дело?) — прошептала я.

Estoy bien, (исп. все хорошо) — прошептал он в ответ, целуя меня в щеку. Но он не выглядел так, будто у него все хорошо. — Тренер говорил нам, как прекрасно вы все вместе играли.

Я очень внимательно следила за его лицом, рассматривая следы загара и возрастные морщины от многолетней работы на улице, большую часть времени он работал в шляпе, а иногда и без нее, и я видела, что его что-то беспокоит. Он был упрямым, вот откуда это упрямство во мне — от него. Но если он не хотел ничего говорить сейчас, я не собиралась заставлять. Я откашлялась и попыталась поймать мамин взгляд, но она, казалось, была в отличном настроении.

— Надеюсь, что это так. Я не понимаю, почему бы и нет, правда, Грейс?

Женщина чуть постарше, которой в этом году исполнилось тридцать пять, весело улыбнулась в ответ. Это выражение ее лица было совершенно не похоже на то, с каким она говорила с Култи.

— Несомненно.

Когда Гарднер и Грейс ушли, и мы остались втроем — Сеси Бог знает о чем разговаривала с Харлоу, а я толкнула отца в плечо и спросила:

— Что не так? Серьезно.

Он покачал головой, как я и ожидала.

— Со мной все хорошо, Сал. Да что с тобой такое?

У семьи Касильяс был талант к отклонению от темы разговора.

— Что случилось? — настаивала я, потому что это была еще одна семейная черта Касильяс.

Nada (исп. ничего).

Этот мужчина. Иногда мне удавалось вытрясти из него признание.

— Ты расскажешь мне потом? Пожалуйста?

Похлопав меня по макушке, он снова покачал головой.

— Все в порядке. Я рад тебя видеть, и рад, что мы увидим открытие сезона через пару недель.

Очевидно, что он врал, но я знала, что спорить с ним бессмысленно, поэтому прекратила его дергать.

Через несколько минут моя семья ушла и пообещала встретиться со мной вечером. Мама и Сеси хотели пройтись по магазинам, пока были в городе, и мы планировали увидеться, как только я закончу работать. Рядом с нами было несколько болельщиков, все игроки все еще были на поле, собирая свои вещи, если не были заняты чем-то другим. Я как раз схватила бутылку с водой, чтобы сделать глоток, когда Харлоу подошла и серьезно посмотрела на меня. Два таких взгляда за один день — это уже чересчур.

— Что происходит? — спросила я, засовывая бутылку под мышку.

Ее нижняя челюсть напряглась.

— Я ничего не сказала, потому что знаю, что ты посчитаешь нужным сделать это лично.

Я моргнула.

— Сделать что?

Харлоу заложила руки за спину, едва заметная тень раздражения пробежала по ее лицу. Эта ее черта была мне хорошо знакома. Она пыталась обуздать свой взрывной темперамент.

— Мистер Касильяс ничего тебе не говорил?

Я подозрительно прищурилась.

— Нет. О чем?

Харлоу откашлялась — еще один признак того, что ее что-то разозлило, но это ни о чем еще не говорило. Она не отличалась терпением.

— Я думаю, он подошел к сама-знаешь-кому и попросил у него автограф. — Она снова прочистила горло. — Я не уверена, Салли. Все, что я знаю, это то, что твой отец отошел от него, и выглядел так, будто его ударили по яйцам.

Терпение, Сал.

Я сделала глубокий вдох.

— Ты думаешь... — Я говорила примерно по одному слову в минуту из-за напряжения, которое чувствовала внутри, стараясь его контролировать, чтобы не лопнули капилляры в глазах. — Он был груб с моим папой? — Моим папой?

— Я думаю, что да, — ответила она почти так же медленно. — Я никогда не видела твоего отца таким. Особенно, если учесть, что к нему он шел будто с сердечками в глазах, а вернулся без.

Т-е-р-п-е-н-и-е. Успокойся. Сосчитай до десяти.

Я открыла и закрыла рот, пытаясь снять напряжение с челюсти, но ничего из этого не вышло. Следующее, что я помню, как мои руки дрожали, когда я вспоминала выражение лица моего отца.

К черту.

Я пыталась. Я смогу жить, зная, что действительно старалась не злиться так сильно. Я приложила для этого все усилия. С другой стороны, было всего несколько случаев, когда я могла так быстро разозлиться до безумия. Обычно я была спокойна, а если нет, то понимала, когда время и место впадать в слепую ярость, а когда — нет.

Почти всегда.

Я сделала шаг вперед.

— Я не могу...

Как хороший друг, Харлоу понимала, что меня не отвести от края, к которому я подошла так близко. Она сама была защитницей и знала, что никто и никогда не посмеет причинять боль близким мне людям, поэтому не стала отговаривать меня. Позже, когда я действительно задумаюсь об этом, то вспомню, как она сказала, что позволит мне разобраться самой, несмотря на то, что у нее тоже было желание постоять за гордость моего отца.

— Только не бей его на глазах у всех! — приказала Харлоу, когда я направилась к... ну, я не знала, куда именно. Я знала только свое место назначения, и оно было там, где, черт возьми, находилась эта Немецкая сволочь.

За то время, которое мне потребовалось, чтобы найти его и быстро подойти, я достаточно успокоилась, чтобы примирится с тем, что не могу врезать ему. Я также не могла и не должна была называть его Фюрером или как-то еще, что потенциально могло бы навлечь на меня неприятности. К счастью для меня, я успокаивалась и лучше соображала во время ходьбы.

Моя цель — надрать ему задницу, не попадая в неприятности.

Я сняла свои воображаемые Носки Большой Девочки и бросила их на пол. Я урою этот гребаный кусок дерьма. Если бы на мне были серьги, я бы их тоже сняла и отдала Харлоу.

Мои трясущиеся руки и колотящееся сердце помогали мне оставаться уверенной в своем решении.

Я нашла его.

Он просто стоял там, занимался своими делами, просматривая какие-то заметки в папке. Высокий, серьезный и плюющий на то, что он обидел самого важного человека в моей жизни.

Я даже не подумала и не потрудилась оглянуться, чтобы проверить, кто будет потенциальной аудиторией, потому что мне было наплевать.

Не обвиняй его ни в чем напрямую.

Не обращайся к нему ругательствами и не называй его Фюрером.

В тот момент мне было все равно, кто этот человек, и кем он был. Он был просто каким-то мудаком с проблемами во взаимоотношениях с людьми. И он совершил немыслимое. Одно дело быть сволочью по отношению ко мне или моим товарищам по команде. Но он ранил чувства моего папы, и этого я ему не спущу.

— Эй, — рявкнула я, как только подошла достаточно близко.